Абилио Эстевес - Спящий мореплаватель

казалось, бесконечный катаклизм. И эта книга начинается не только с фотографии, дома и дороги, но и с циклона.

1977

Этот незабываемый и печально известный год был отмечен малым количеством радостных событий и бесчисленными несчастьями, которые он с собой принес. В том числе климатического порядка. Сначала тянулись долгие месяцы засухи, и тотальное отсутствие дождя наводило на мысль, что механизм, регулирующий движение туч и Земли, сломался. Только и разговоров было что о растрескавшейся земле, выжженных лесах и погибших, словно после опустошающего набега вредителей или серной бури, урожаях целых полей. До тех пор пока в один прекрасный день капризы погоды не переменились, и, как это всегда происходит, не переменились кардинально: теперь нескончаемые ливни заливали все и вся.

Циклоны не давали передышки. Они нагрянули раньше обычного, в начале августа. Едва один рассеивался над болотами Луизианы, можно было с уверенностью утверждать, что следующий уже собирается над просторами Атлантики. Выражениями, словно заимствованными из устрашающих предсказаний евангелистов, метеорологи говорили о небывалых временах, когда океанские воды чрезмерно нагреваются. Карибские острова, от Тринидада до Кубы, самого большого из них, терзали ураганные ветра и ливни. Порывы достигали трехсот километров в час, ветер сносил на своем пути не только деревья, животных и лодки, но и дома, здания и целые деревни.

И маленькие антильские реки выросли в четыре-пять раз, затопив поля и города. На Гаити, самом пострадавшем и обездоленном из островов, погибло около тысячи человек. Опасались, что остров Тортуга, бывший некогда прибежищем пиратов и буканьеров, исчезнет с навигационных карт.

ВЕЧЕРНЕЕ НЕБО

Мамина почувствовала стеснение в груди, что она истолковала как предчувствие (Мамина имела чрезвычайно разнообразный, и роковой, опыт в области предчувствий), и просипела надтреснутым голосом, с трудом вырывавшимся из ее беззубого рта:

— Циклоны — как несчастья. — И после секундного раздумья со смехом, призванным, вероятно, не оставить предчувствию шансов, добавила: — Никогда не приходят поодиночке.

Наступила полночь, и часы в гостиной пробили четыре раза. Андреа, которая была тут же, рядом с Маминой, вздрогнула. Ее всегда заставали врасплох эти старинные, бьющие невпопад часы. Она на мгновенье застыла, прикинула, сколько должно быть времени на самом деле и сколько раз должны были пробить часы, и только потом подумала о том, что сказала Мамина, и несколько раз молча кивнула головой. Это была ее привычка вот так несколько раз кивнуть головой, прежде чем заговорить, словно она хотела таким образом подкрепить правдивость того, что собиралась сказать. Она вздохнула. Вздыхала она тоже часто и говорила, что жизнь уходит из человека со слезами и вздохами. И этот вздох служил не только для придания эффекта сказанному, это была декларация жизненной позиции:

— Проблема в том, моя дорогая, что в этот дом несчастья приходят и без циклонов.

Что можно было добавить после двух столь недвусмысленных заявлений? И они замолчали, даже не взглянув друг на друга. И каждая вновь услышала в голове удары часов и невеселую, резкую фразу, сказанную собеседницей.

Они ловко связывали кресла на террасе между собой и привязывали их к оконным решеткам крепкими узлами, которым могли бы позавидовать многие моряки. Слишком много лет циклонов, узлов и канатов. Время от времени они с недоверием поглядывали на вечернее небо. И убеждались, что их опасения не напрасны.

Небо было темным, красным, низкие, грозные тучи плыли по нему как стая гигантских птиц. Казалось, что тучи, выстроенные в боевом порядке, пытаются взбаламутить море, но безуспешно. Несмотря на тучи, море было спокойно тем ложным спокойствием, которое так хорошо знакомо всем жителям побережья. Время от времени налетал бестолковый шквальный ветер. Первые ветры перед бурей не пригибали к земле казуарины и морской виноград и не рассеивали зной, а, наоборот, поддавали жару, словно раздувая раскаленные угли. Невозможно было угадать, в какой точке земли или ада зарождались эти горячие шквалы, долетавшие сюда «как волчий вой». Полковник-Садовник, который в жизни не видел волка и уж тем более не слышал его воя, всегда говорил о «волках» когда ветер свистел в крыше дома.

Незадолго до прихода циклона жара становилась невыносимой --">