Мария Семеновна Галина , Дилан Томас , Сергей Солоух , Павел Валерьевич Басинский , Данила Михайлович Давыдов , Сергей Александрович Шаргунов , Владимир Сергеевич Березин , Олег Николаевич Ермаков , Сергей Георгиевич Бочаров , Журнал «Новый мир» , Сергей Павлович Костырко , Алла Николаевна Латынина , Борис Григорьевич Херсонский , Андрей Витальевич Василевский , Анатолий Генрихович Найман , Леонид Владимирович Костюков , Анатолий Григорьевич Михайлов , Александр Владимирович Карасев , Дмитрий Петрович Бак , Анна Голубкова , Павел Михайлович Крючков , Екатерина Викторовна Сальникова - Новый мир, 2010 № 04

воланням

дозволиш зiйти в висоту [2] .

2000, Visby

 

 

*      *

  *

 

ближе и ближе левей и правей

крепче к гончарному кругу приникнув

в перекрещенье с надорванной нитью

не пререкаться трудней и вольней

чем на излете седых снегирей

гулкою гирей удариться в рифму

недозвеневшую лезвием бритвы

точно отточенным злей и острей

адову другу добавить ума

в правом предсердии вольтова тьма

не догорает прерывистой нитью

снова не выгорит этот отлёт

издали даже благое наитье

выглядит как от ворот поворот

Февраль 2008

 

 

Перекладаючи Стуса

 

Наснилося, з розлуки наверзлося...

                                                    В. С.

 

Увесь геть ранок, журно — якбим пiзно

вночi схотiв ненаодинцi буть —

об тi рядки тручаюся; та списа

не маю, щоб чарiвну каламуть

тих келихiв-дзвiночкiв невгамовних

приспати, настромивши на сльозу

уламки болю й туги.

              ...Дощ з бавовни

важкого неба — падає, мов сум [3] .

1991

 

 

 

 

[1] Если бы я мог сказать это по-русски, вот что получилось бы (курсивом выделяю для украинского уха достаточно очевидные цитаты из Тараса Шевченко):

«жизнь остановилась и / против нет ничего а все же / напрасно ожидать до тех пор / как взойдет зренье словно солнце де- / романтизация до края / дошла каждый вечер когда / казалось что я не знаю / о себе лишнего из мглы / полупогруженной в бесчисленные / тщетные воспоминания ночью / придет пестрая немощь / коли б вы знали панычи / об этих узнаваньях пусть вне- / запных но горестных и / уместных и ярко точных / словно припоминания полустолетние нет / мне не все равно слава богу / устала но не отдыхать / мгновенные встречи и шаги / позади слышу не летать».

[2] И снова — попробую перевести:

«когда наперехват, внезапно / рванется твоих желаний [жажд?] / неслыханная смесь и слово / признаком желаемых знаний / придет неизменной игрою / горячих и обжигающе-холодных зорь / нервной судьбой-мглою, / которую ты знал и не знал, — / и вскоре последних объятий / канет призрак печальный — / покорный, брутальный, своевольный — / и твой, и в конце концов не твой, — // тогда поймешь внезапно, / что встреча равняется всем / прошлым прощаньям и ловушка / подстерегает в лесном лоне, / когда дойдешь ранним разумом, / что все здесь не по тебе / и этим безнадежным призывам / позволишь взлететь ввысь».

[3] Это я когда переводил Василя Стуса, так думал:

«Все утро напролет, с печалью, — словно поздно / ночью захотел вдруг быть не один — / об эти строчки бьюсь, но копья / нет у меня, чтобы колдовскую муть / этих бокалов-колокольцев неугомонных / усыпить, нанизать на слезы / осколки боли, тоски. / … Дождь с хлопкового / тяжкого неба — падает как грусть».

(обратно)

Грустный вальс

 

Михайлов Анатолий Григорьевич родился в 1940 году в Москве, закончил Московский авиационный институт. Прозаик, автор книг “У нас в саду жулики”, “Записки из коридора”, “Мозги набекрень” и “Что остается”. Печатался в журналах “Звезда”, “Октябрь” и др. Живет в Санкт-Петербурге. В “Новом мире” публикуется впервые.

Повесть

ГНИЛАЯ ВОДА

Я придвинул бланк и, поклевав чернильницу, нацарапал: “МОСКВА САВВИНСКАЯ НАБЕРЕЖНАЯ 5 КВАРТИРА 14 КОЗАРОВЕЦКОМУ МЕНЯ ВЫЗЫВАЛИ ГАЛИНЕ БОРИСОВНЕ”.

Телеграфистка пробежалась по количеству слов и протянула мне бланк обратно: оказывается, надо еще дописать свою фамилию.

Я почесал затылок и, заменив правую руку на левую, накорябал: МИХАЙЛОВ.

Уже полез в карман за деньгами, но в последний момент вдруг вспомнил, что передо мной не конверт, а в телеграмме почерк у всех одинаковый, и, заметая следы, решил свою фамилию зашифровать.

Буду теперь Ковалев — и, зачеркнув засекреченного МИХАЙЛОВА, засветил свою подпольную кликуху.

Телеграфистка опять поводила пальцем и вернула мне бланк обратно; оказывается, зачеркивать не положено, и пришлось переписывать еще раз.

Добравшись до КОВАЛЕВА, я задумался: а как же ты теперь поймешь, что это я, и неожиданно сообразил, что и тебя тоже не помешает засекретить.

Я схватил еще один бланк и написал: “МОСКВА УЛИЦА ГЕОРГИУ- ДЕЖА 12 КВАРТИРА 84 СЕРЕГИНУ ПОЗВОНИ КИСЕЛЕВУ ПЕРЕДАЙ МЕНЯ ВЫЗЫВАЛИ ГАЛИНЕ БОРИСОВНЕ --">