Марк Далет - Орбинавты

Слегка поколебавшись, книготорговец сделал неожиданное признание:

— Конечно, поверить во все это трудно. Но есть вещи, в которые так хочется верить! — задумчиво произнес он.

— Вы, очевидно, говорите об источнике вечной юности, — предположила собеседница.

— О да! — с жаром подтвердил Монигетти. — Я бы не отказался испить из него. Вам, вероятно, трудно меня понять, ведь вы так молоды.

— Ну что вы, — возразила иностранка. — От такого дара никто бы не отказался — ни стар, ни млад. И я вовсе не представляю собою исключения. Отвергнуть вечную молодость просто невозможно. Однако из этого отнюдь не следует, что подобный дар непременно является благом. Подчас мы не способны отказаться и от того, что сулит неизбежную муку.

Внимательно глядя ей в лицо, словно желая прочесть ее мысли, Монигетти сказал:

— Вы, вероятно, имеете в виду, что подобный дар противоречил бы Божественному замыслу? — Повернувшись лицом к собору, он осенил себя крестным знамением и поднес руку к губам. — Разумеется, вы совершенно правы, и проявленная мною мечтательность доброму христианину не к лицу.

— Я не богослов и не пророк, добрейший синьор Монигетти, — возразила донна Мария. — Воля Господа мне неведома. Я имела в виду совсем не это.

— А что же?

— Видите ли, — медленно произнесла иностранка, подбирая слова, — неувядающая молодость предполагает вечную жизнь, то есть, в сущности, бессмертие. Но я не уверена, что бессмертный может быть счастлив среди смертных. Ведь он неизбежно переживет тех, кого любит. Ему придется наблюдать их старение, болезни, дряхление, подчас сопряженное со слабоумием и унизительными телесными слабостями, и — в конце концов — неизбежную кончину.

Монигетти кивнул:

— Я уже сожалею о том, что на мгновение поддался грезам о вечной юности. Это был весьма незрелый порыв.

Донна Мария оценила его способность признать свою неправоту.

— Впрочем, повторюсь, — поспешила она добавить, — я все равно не смогла бы отказаться от такого дара. — Как видите, я разделяю вашу незрелость.

Книготорговец покачал головой:

— Благодарю вас, синьора, за любезность, однако вы совершенно правы. Счастье невозможно в одиночку. Если бы я нашел источник вечной юности, я позаботился бы о том, чтобы из него испил всякий, кто мне дорог. И всякий, кого я уважаю.

— А все остальные? — спросила донна Мария. — Вы поделились бы только с избранными, но не со всем человечеством?

Вопрос застал Бернардо Монигетти врасплох. На лице его появился румянец, и он отвел глаза.

— Не знаю, — ответил книготорговец очень тихо.

Донна Мария продолжала пребывать в тональности этого разговора и после того, как рассталась с Монигетти. Можно ли быть счастливым в одиночку? Ей представлялось, что для счастья необходимо желать его другим. Она не верила в достижимость всеобщего счастья, но предполагала, что без такого намерения, независимо от его осуществимости, быть по-настоящему, безусловно, безоговорочно счастливым невозможно.

Обходя преграждающее дорогу к порту палаццо Сан-Джорджо, в котором располагался знаменитый банк, донна Мария размышляла о том, кого она каждый день приходила искать у входа в собор. Этот человек когда-то полностью изменил ее жизнь. Открыл ей ее возможности, о которых она не могла и помыслить.

Порой донна Мария ловила себя на том, что воображает, будто сочиняет книгу, в которой описывает все, что с ними произошло. С чего бы она начала? О чем рассказала бы в первой главе? О своем детстве? Может быть, о том, как складывалась ее жизнь до встречи с ним?

Иногда ей казалось, что начать нужно с древности — может быть, со времен индийского похода Александра Великого или с периода римского императора Аврелиана.

Однако в этот раз перед мысленным взором донны Марии вдруг возник образ мальчика. Это был тот, кого она ждала, но не сейчас, а в то далекое время, когда ему было двенадцать лет и престарелый дед в обреченном мусульманском городе открыл ему тайну их семьи.

Донна Мария очень отчетливо представила себе отрока, жаждущего овладеть способностями, которые кажутся ему волшебным даром. Ему еще невдомек, что счастье в одиночку невозможно.

Донна Мария воображала минареты, зазубренные башни, лепящийся на зеленых холмах город и мальчика, который силится увидеть этот город как собственный сон. Вот он бродит по террасам парка, и рядом журчит, пенясь каскадами, вода фонтанов. Она бежит --">