Олеся Александровна Николаева - Инвалид детства

голосами и несут всякую галиматью, а есть и очень тонкие люди, способные оценить и красоту, и искусство, и, между прочим, никакие не ортодоксы, не иезуиты, — спорщики, ерники, — словом, совершенно дивные собеседники! Они могут быть и светскими, и обходительными, могут и поиронизировать над отпущенной им в этом мире ролью... Кстати, я могу прочитать кое-что из моих путевых заметок.

          Она раскрыла тетрадь.

          — Вот, например: «Инвалид детства, пренебрегнутый родительским попечением, моется в бане, которая, возможно, не без злого умысла желающих избавиться от него родителей, загорается. Больной мальчик (гермафродит) видит в возбужденном воображении образ Девы Марии, выводящей его из пламени. И потому является к родителям как бы воскресший. Те замирают в мистическом ужасе».

          Реставраторы восторженно кивали и улыбались. Потом сбегали в вагон-ресторан за новым шампанским, пили за Иринин литературный талант, ум, красоту, взяли телефон, обещали приехать с корзиной цветов и ведром коньяка, и Ирина уснула, упоенная жизнью, крепко сжимая в руке цепочку креста, подаренного старцем Иеронимом.

          Ей снилась чепуха и всякая всячина — важный кособокий Лёнюшка с полковничьими погонами; Лиля Брик со светлыми, длинными, падающими на лицо волосами, которые она то и дело отбрасывала движением головы и жеманно говорила: «Не хучу!»; какие-то лошади, лошади, которые мчались по зимним полям табунами. А потом неожиданно грянул туш. Пошел белый снег, и на него стали выходить монахи в черном. Они выстраивались, как на параде, и, наконец, сомкнувши ряды, стали поздравлять и благодарить Ирину за то, что у них теперь все так хорошо, так чудесно устроилось и им разрешили наконец-то жениться на таких вот тонких, всепонимающих и очаровательных женщинах.

1988

--">