Платон Беседин - Книга Греха

страданиями. Контролирует грехами.

Когда мне предложили прийти на ту встречу, я ухмыльнулся. Мол, и такое бывает. Встретил знакомую, и она предложила прийти. После работы. На пару часов.

Я здесь уже в третий раз. Среди людей, которые собираются в недействующем кинотеатре. Будто клуб анонимных алкоголиков или кружок кройки и шитья. Человек четыреста в зале. Собрание идёт, и звучит моё имя.

Я выхожу на середину зала. Человек, назвавший моё имя, жмёт мне руку и лобзает в щёку. Жидкие аплодисменты.

— Братья и сёстры, рад вам представить нового члена нашей семьи, — он делает паузу, — Даниил.

Ещё одна порция вялых аплодисментов. Пожалуй, теперь я должен сказать что-то вроде «меня зовут Даниил, я неудачник». Но вместо меня вновь говорит кто-то другой:

— Даниил, ты готов пройти посвящение и послужить на благо семьи?

— Да.

«Кто говорит, тот не знает; кто знает, тот не говорит». Вы когда-нибудь задумывались, сколько раз сказали «да» просто так?

— Всё элементарно, как в сетевом маркетинге, — в зале раздаются смешки, — ты должен привести к нам ещё одного человека, сделать его одним из нас. Понятно?

— Да.

— У тебя будет наставник, с которым ты и пойдёшь «в поле». — Он жмёт мне руку. — Возвращайся в зал.

Я усаживаюсь на деревянное сиденье рядом с чудовищно костлявым парнем в красном свитере. Он шепчет своими синюшными губами:

— Поздравляю.

— Спасибо, — благодарю я.

Миллионы людей считают себя жертвами. Жертвами политики, экологии, экономики, порчи, неважно чего — важно быть жертвой. Те, кто в кинотеатре, не просто жертвы: они считают себя избранными, и их тщеславие порождает действие. Каждый из них болен. Каждый хочет сделать больным весь мир.

Встреча заканчивается, ко мне подходит тот самый человек, что говорил на сцене. Нос с горбинкой и неизменная рыжая щетина. Его зовут Николай. Рядом с ним интеллигентный мужчина в изящных очках.

— Это Михаил Петрович, — представляет Николай, — твой, так сказать, наставник.

— Очень приятно, — протягиваю руку.

— Первый раз, да? — как перед прыжком с парашютом, вздыхает Михаил Петрович.

— Угу.

— Тебе понравится. Это как, — он подыскивает слова, — как побыть Богом. На время.

На улице ливень. Зонтика нет. Я закуриваю и, съёжившись, бросаюсь под крупные капли дождя.

— Укрыть тебя в теремке? — меня окликает стройная блондинка. В её руках зонт баклажанного отлива.

— Нет, спасибо.

— Чего же так? — она идёт рядом. — А, новенький! Понимаю! Даня, да? А я Юля.

Сигарета, размокнув от дождя, ломается. Я сплёвываю и ускоряю шаг. Она, не отставая, идёт рядом, ступая своими длинными ногами, обтянутыми колготками в сеточку.

— Зайдёшь ко мне на чай? — вдруг предлагает она.

— Вот так сразу? — я останавливаюсь.

— Да, — у неё чудные васильковые глаза, — это одно из преимуществ нашей семьи. Мы все свободно, без ограничений, можем заниматься любовью друг с другом.

— Любовью? — вновь закуриваю я. — Или сексом?

— О! — Она кокетливо смеётся. — Да вы романтик, молодой человек! Если вам угодно — сексом! Мы же семья.

Она кладёт свою ладонь на мою. Сигарета вновь намокает и тухнет. Я отдёргиваю руку:

— Спасибо, инцест не интересует.

II

Дождь превратил мир в монолитную бурлящую стену, и добавившийся к нему густой туман разукрасил её в белёсые тона с сизыми узорами. Казалось, тает невообразимых размеров сахарное изваяние, колосс прошлой жизни, и на его месте вот-вот должны вырасти новые могучие идолы. С затянутого непроглядной мглой неба колючими стрелами устремляются вниз водяные стрелы, отчего вся земля походит на кипящую лаву, вздувшуюся мириадами крохотных вулканов.

Я ступаю на пешеходный переход, тщетно пытаясь рассмотреть сигнал светофора. Наконец, решившись, бросаюсь через дорогу.

Слышится визг тормозов. Перед моими глазами двумя мутными маяками вспыхивают автомобильные фары. Из тумана вырастает стальная туша. Меня чуть не сбила машина «скорой помощи». И вызывать бы не пришлось.

Я так и стою. Посредине дороги, а из «скорой помощи» выскакивают двое. Крупный, усатый мужчина и невысокая блондинка. Оба в медицинских халатах. Что-то кричат мне.

— Вам нужна помощь? — наконец, доходит до меня.

— Нет, нет, — твержу я.

И вот мы сидим на скамейке. Я и медсестра. Усатого нет. Машины «скорой помощи» тоже. Я говорю:

— А где ваш --">