Николай Алксеевич Ивеншев - Дикое мясо

подставлять все свои потроха под вашу грязь, под вашу грязь. Я знала: выйдя за него, не буду унижаться на работе, не буду копейку выклянчивать на все эти обры — обрыдшие тряпки!

Мадам растерла руки, подтяжки здорово прижимали ее к дереву.

— Чтобы нигде больше не продаваться. Ну, не стоять лее с колготочками на рынке… Бррр!.. Зато потом я сама командую жизнью. Муж богатей, а я на его денежки командую всем нашим потребительским обществом. Ведь мы потребляем не только ветчину. Друг друга жрем в неразведенном виде, без закуси. Так скоро и перелопаем друг друга. Останется мой муж, Андрей Аркадич, один. Он, как бетон.

Мне еле удалось проникнуть в неформенной одежде на трамвайчик. Скоро в эту таратайку будут в галстуках только впускать. Мы с мадам сели на прежнее, ставшее родным, место. У мадам — потерянный вид. Я попытался погладить ее пружинистый локон, отбившийся от других волос. Она не отстранилась, только с удивлением посмотрела на свои ногти:

— Смотри‑ка, только сегодня обстригла, выросли, как у хищницы.

И все же я — ядовитый человек. В моем сознании хохотнуло: «Проучили тебя, проучили!»

Залетную мысль сбила другая: «Милая, желанная! Я бы половину будущей жизни отдал, чтобы побыть с тобой! Пусть разверзнется небо и сойдет Некто и предложит мне это. Богохульство. Только почему половину? Торговля в любви? Всю дальнейшую жизнь за то, чтобы прильнуть к мадам? Выберу мадам».

Никто с неба не сходил, не предлагал. Оно было пустым. На городской пристани тоже спокойно, тоже никто, кроме нас, не сходил. Трамвайчик на прощанье радостно всхлипнул, как младенец после плача.

Когда прощались, мадам Брайловская достала из своей сумочки кошелек и равнодушно, без слов протянула мне какие‑то деньги. Я взял.

--">