Канта Хамзатович Ибрагимов - Сказка Востока

разбухшие, изношенные сапоги. Пока старый лифт скрипя, почти на каждом этаже останавливаясь, полз до самого верха, Калмыков, будто бы для убедительности кивая головой, печально вымолвил:

— Жена тяжело больна. Конечно, дети, как могут, помогают. Но сейчас все дорого. А тут, что мы получаем? Вот и приходится подхалтуривать на стороне. Я хотел позвонить, но у тебя нет мобильного. Впрочем, у меня тоже. Виноват.

От этих подробностей в тепле светлого кабинета, под мерный звук закипающего чайника я уже было смягчился, но меня вновь поманил вид из окна, и, глядя на блеск горящей огнями Москвы, вспомнил мрак руин Грозного, где обитаю я, и, не оборачиваясь, твердо заявил:

— Я отказываюсь быть членом редколлегии и вообще не хочу участвовать в этом пасквиле.

— Отчего же? — дрогнул голос Калмыкова.

— Я положил перед ним материалы Круглого стола и по закладке раскрыл абзац, где было относительно терпимое очернительство чеченского народа.

— Так-так, — Иван Силантьевич отставил заварочный чайник, сел очень ловко и быстро, поменял очки, по-моему, прочитал все, задумался, стал вновь перечитывать, уже медленно, водя подстрочно карандашом.

— Я думал, что он собирается с мыслями и сейчас скажет, что это наука, надо мнение, пусть даже ошибочное, уважать, выслушать, это тоже полезно. Однако случилось для меня совсем неожиданное — Калмыков резко бросил карандаш.

— А кто автор? — он стал быстро перелистывать. — А-а, знаю я этого лжеученого.

— Можно этот абзац убрать? — робко предложил я.

— Не можно, а нужно, и не только абзац, а всю статью, к чертовой матери!

— Так есть и похлеще, — взбодрился я от поддержки.

— Что?! — Калмыков стал просматривать все мои закладки. — Так — отложил он материалы, снял очки. — Это ненаучно, — он встал. — Я более скажу, это не по-мужски.

Иван Силантьевич вновь засуетился вокруг чайника.

— Придется нам изрядно сегодня поработать, — озабоченно сказал он. — Завтра материалы необходимо сдавать. Клевету всю уберем, ей не место в академическом сборнике, — в два стакана он стал наливать крепкий чай. — Я весь продрог… Попав в пробку, автобус час на месте стоял. Пешком пришлось до метро добираться, сапоги худые. Нет, чай не спасет, надо принять радикальные меры, — с этими словами он достал из шкафа уже початую бутылку моего коньяка и, увидев мой удивленный взгляд, объяснил: — Вчера вернулся, допоздна работал.

Из того же шкафа Иван Силантьевич взял две видавшие виды рюмки с пожелтевшими краями, разлил коньяк.

— А ты пьешь, кавказец?

— Если за здоровье, — мое настроение явно улучшилось.

— Только за здоровье, а то весь дрожу. Да и ты, видать, озяб, ожидая меня. Ну, — поднял он рюмку и, будто бы читая все мои мысли: — Ах да, закусить.

Он подошел к маленькому холодильнику, что стоял в углу, раскрыл и долго глядел, словно там есть выбор, кроме как одной тарелки с пересохшим сыром и пары ломтиков хлеба.

По рюмочке не получилось, и мы уже, как говорится, плотно уселись, а разговор только о Кавказе, Чечне.

— Вы, чеченцы, сами виноваты, — начал профессор Калмыков, — вы сами себя в горы и ущелья загоняете, а доказательств, что вы жили на равнине и всегда, и не просто — налицо. Вот, возьмем твой подарок, — он взял уже пустую бутылку коньяка. — Видишь, адрес — станица Наурская, как явствуют историки, взятая русскими на ура. Здесь сразу два вопроса, как минимум. Во-первых, клич «ура» — монголо-тюркского происхождения. Во-вторых, а у кого, как не у чеченцев, эта территория была взята? Значит, и на левом берегу, далеко за Тереком, на равнине, и даже в степях жили чеченцы почти всегда: и в Хазарии, и в Алании, и страна Симсим, и значительно позже, вплоть до покорения Россией.

— Так почему же это четко не определено в исторической науке?

— Понимаешь, каждая эпоха на свой лад перекраивает историю. Последний раз это случилось при Сталине в советское время, в сороковых-пятидесятых годах. Тогда, после победы СССР во Второй мировой войне, все было дозволено. А, как известно, в это время на Кавказе уже не было чеченцев: депортировали. Их и впредь не должно было там быть, а значит, и до этого тоже. Вот и выплеснули из тазика вас вместе с водой. Все в Лету кануло. Вот и ищи ветра в поле, точнее, в секретных архивах, может, что-то и осталось.

Иван Силантьевич довольно быстро ликвидировал следы нашего застолья, потирая руки, постановил:

— Так, пора работать. Все твои --">