Александр Егоров , Александр Чернов , Диана Вежина , Михаил Юдовский , Борис Ливанов , PC Writer 10 , Татьяна Бутовская - Третья линия

ли скандальный характер ее матери, которая во всеуслышание заявляла, что у нее «на каждого губошлёпа знайдэться по оглобли».

— Дунэчка, ну шо тоби оте местные шибэникы,^[3] — говорила Алена Тарасовна. — Це ж хулиганы и жлобьё. В ных тонкости нэмае. А тыж у мэнэ богыня!

От в санатории люды так люды. С Житомиру е, с Полтавы е, с самого Киева е! Ой, трэба будэ устроить тебя до сердешных!

Она и в самом деле подсуетилась и пристроила Дуню нянечкой в санатории.

— Ну шо, — как бы невзначай спрашивала она у какого-нибудь солидного на вид пациента, — чысто у вас в комнате?

— Чисто, — удивленно отвечал тот.

— Доня моя постаралась, — хвасталась Алена Тарасовна. — Бачылы йийи? Богыня! От я вам ее покажу…

Она чуть ли не силком тащила несчастного сердечника любоваться дочкой, но жертва ее всякий раз проявляла чудеса стойкости: смиренно признавала Дунину божественность и тотчас же подлейшим образом норовила улизнуть. Ухажеров у Дуни не прибавилось, зато кривая выздоравливаемости, к неудовольствию врачей, стремительно поползла вниз. Разочарованная, Дуня грустила, кушала и полнела.

Впрочем, ближе к середине восьмидесятых в городке появился человек, который влюбился в Дуню с первого взгляда и бесповоротно. У человека этого было не вполне благозвучное для здешних мест имя-отчество Илья Наумович и совсем уж возмутительная фамилия Альтшулер. До этого он несколько лет проработал в Киеве администратором при Укрконцерте, но, имея вспыльчивый характер и крайне невоздержанный язык, слегка повздорил с одним значительным лицом в этой солидной организации. Суть раздора заключалась в том, что Илья Наумович назвал значительное лицо мудаком, а тот, не согласившись с этой формулировкой, добился того, что Илью Наумовича уволили и отправили поднимать культуру на периферии.

Оказавшись в городке, Илья Наумович первым делом тщательно обследовал местный клуб, по какому-то недоразумению именовавшийся Домом культуры. Это было неприглядное на вид одноэтажное здание с облупившейся штукатуркой снаружи и полнейшим запустением внутри: покосившейся сценой, сломанными стульями и пятнами сырости на стенах.

— Дом есть, культуры нет, — резюмировал Илья Наумович. — Будем поднимать культуру, начиная с дома. Эй! — обратился он к здоровенному молодому увальню, лузгавшему неподалеку от клуба семечки.

— Шо? — лениво отозвался тот.

— Где тут у вас вредоносит местное руководство?

— Шо?

— Продолжаем разговор титанов, — невозмутимо произнес Илья Наумович. — Вас как зовут?

— Паша.

— Восхитительно. Скажите мне, Паша, у вас в городе есть руководство?

— Начальство, шо ли?

— Ну если вам так больше нравится…

— Мало шо мэни нравится, — пробурчал Паша. — Мэни, може, вообще ничого нэ нравится.

— Браво, — сказал Илья Наумович. — Один единомышленник у меня уже в городе есть.

Так где тут у вас начальство, Паша?

— А в желтом доме на площе, — ответил Паша. — Там оно, — он смахнул с губ прилипшую шелуху и с удовольствием заключил: — Врэдоносыть…

— Начальство в желтом доме — это великолепно, — с улыбкой кивнул Илья Наумович. — Спасибо, Паша, сердечно рад нашему знакомству.

Он слегка поклонился Паше, развернулся и зашагал к площади.

— Так-так, туды-туды, — крикнул ему вдогонку Паша. Лицо его сделалось задумчивым, даже глубокомысленным, и он по новой, смакуя слово, произнес: — Врэдоносыть…

Первое лицо местного руководства было чрезвычайно удивлено, когда в его кабинет вошел невысокий, тщедушный, но решительного вида человечек лет сорока с довеском, в легком сером пиджаке, одна из пуговиц которого болталась на нитке, и, не поздоровавшись и не представившись, поинтересовался:

— Будем поднимать культуру?

— Шо? — переспросило первое лицо.

— Приятно видеть такую близость власти и народа, — констатировал человечек. — Позвольте представиться: Илья Наумович Альтшулер, прислан к вам из Киева директором и администратором Дома культуры. С позволения сказать дом я уже видел. Культуры как таковой пока не встретил.

— Э-э-э… — начальство протянуло Илье Наумовичу руку, с досадой почувствовав, как та предательски повлажнела при слове «Киев», — очэнь прыятно. Та вы сидайтэ.

— Если мы не поднимем культуру, — заявил, оставаясь непреклонно стоять, Илья Наумович, — то боюсь, что сесть нам придется вместе. Ваш клуб находится в состоянии первобытной --">