Ольга Анатольевна Покровская - Рад, почти счастлив…

которыми надо бывать много, чтоб они не успели затосковать. Во-вторых, Иван и сам был не готов к штормовой погоде. У него не осталось ни смелости, ни корабля. Он всё потерял в бурю и до сих пор не восстановил утраченное.

Потихонечку двигая свою жизнь к соразмерности, он вымел из сердца сожаления и хандру, затушил пустые надежды, даже не курил больше – бросил с такой восхитительной лёгкостью, что многое на свете стало казаться простым.

Ну а как же непредвиденный ветер? Хлопки дверей? Форточка, в которую нальёт дождя? И здесь Ивану повезло. У него был Костя, восемнадцатилетний мученик, выросший из вундеркиндов, но ещё не попавший на взрослый чемпионат. Он прибегал и раскладывал перед Иваном свои карты: игральные, морские и звёздного неба. И каждый раз Иван ждал с любопытным сердцем, что ещё предложит ему этот игрок, путешественник, звездочёт.

При нём был «этюдник» – кожаная котомка с твёрдыми стенками и крышкой, как у школьного ранца. «Тут вся моя механика! – хвастал Костя. – Капот моей души!» В «этюднике» лежал маленький ноутбук, блокнот с рисунками и какая-нибудь живописная книжка. Нынешней осенью это был старый, залитый вином и дождями Гёте. Костя не знал немецкого, но читал в подлиннике. Не знал он и рисования. Его рука была точна от природы, а учиться он не хотел, опасаясь утратить свое крылатое дилетантство. Ноутбук служил ему печатной машинкой. Он любил писать с натуры, засев в кафе на Кузнецком, напротив арки метро. Арка тем была хороша, что, выходя из неё, человек на миг приостанавливался, решая, куда идти. Из позы, жеста, одежды, раздумья на лбу, Костя легко выводил историю.

«Я должен подставить себя миру, как линзу под луч, – чтобы вспыхнуло! – декларировал он свою цель. – Или скажем иначе: я должен поймать мир в зеркало и пустить зайчика!»

В минуты патетики Ивану казалось, что он сам для того только и рождён на свет, чтобы отдать все силы на проверку какого-нибудь винтика в гигантском лайнере Кости.

Иван знал Костю давно, любил его сестру Бэллу и был с ней счастлив. Позапрошлой весной на Бэлку, как проклятье, свалилась вакансия – Венский университет, кафедра славистики. Это было стоящее искушение – удержаться она не смогла. Известие о том, что Бэлла едет в Вену преподавать русский, ошеломило Ивана. Если принять во внимание мамину Австрию, это начинало попахивать роком. «Значит, и мне надо ехать», – удручённо подумал он. И поехал бы, потому что – ну как без Бэлки? Но была одна загвоздка – бабушка с дедушкой. Бросить их на последнем витке старости он не мог.

«Я всё понимаю! Но мы не сумеем построить жизнь, оглядываясь на стариков! – сказала Бэлла, когда Иван попросил её отказаться от предложения. – Конечно, мы будем иногда приезжать. Наймём им, в конце концов, помощницу по хозяйству!» Её голос был звонок и твёрд.

Не дослушав, Иван встал и пошёл в гараж за великом. Ему хотелось спасительного ветра, свиста, целую жизнь хотелось мотаться по берегу холодной реки.

А вечером, возвращаясь домой, он увидел во дворе Костю. Тот нёсся к нему по весенней воде – со стиснутыми кулаками и лицом, накалённым невиданной яростью. Ярость выкипала и конденсировалась в слёзы. Подлетев к Ивану, он с разгону толкнул его в грудь. Ещё и ещё, пока Иван не упёрся спиной в хилый дворовый тополь.

– Ну! Доволен? Рад? – кричал Костя, захлёбываясь. – А я, дурак, поверил – будете вместе! Будет жизнь! Намылился уж к вам в гости летать! Ты можешь мне объяснить, почему ты не едешь?

Проще всего было бы возразить: ну а что же твоя сестра? Не послать бы ей к чёрту эту вакансию? – Но нет, качать права Иван был не обучен.

Молча он посмотрел вдаль, насколько позволяли дома. Повсюду была весна. Она заселилась ещё не явно – намёками. Рассеяла споры по низким облакам и голым деревьям, по дырявым, как старые сети, вороньим гнёздам. Пахло рекой.

– Тебе что, ответить невмоготу? – Костя сильно замахнулся и саданул ногой по льдистой жиже, так что Иван оказался весь в слезах талого снега. – Хотя бы объясни по-человечески!

Иван вытер щёку.

– Костя, у дедушки – мерцательная аритмия. Куда я поеду?

– Так возьми его с собой! И бабушку в придачу! Это же Австрия, а не Африка! – бушевал Костя. – Или вызови свою маму – пусть она с ними сидит! Даю тебе день на раздумье! Если ты из-за своего бреда отречёшься от Бэлки, ты будешь – ноль в моих глазах! Понимаешь: ноль – в моих – глазах!

Не найдя, как ещё заклеймить Ивана, он сорвался и, срезав путь по чёрному снегу газона, --">