Нина Соломон - Незамужняя жена

понедельник она оставила в раковине нож со следами орехового масла и пустой стакан из-под апельсинового сока. Во вторник положила его неизданную рукопись на кофейный столик. В среду поставила букетик душистого горошка на подоконник за роялем и рассыпала немного мелочи на столике в холле. В четверг появились сигаретный окурок в служившей пепельницей морской раковине, которую они привезли из свадебного путешествия в Белизе, и мятая рубашка на ручке кресла.

— Вот хорошо-то, что он снова дома — прямо сердце радуется, — сказала Марисоль, сметая просыпавшийся пепел.

Присутствие Лэза мало-помалу становилось осязаемым. Так было проще, чем пытаться рассказывать кому бы то ни было, что Лэз уехал и она не знает, где он и когда вернется. Все дело было в деталях. Лэз виделся ей теперь как скопление привычек и антипатий, упущенных возможностей, всего наполовину сделанного, нагроможденного в беспорядке.

Каждый вечер Грейс клала пару его носок и нижнее белье в прачечную корзину. Иногда она спала в его ночных рубашках, чтобы они сохраняли тепло живого тела. И каждое утро доставала из стенного шкафа одну из его выходных рубашек, раздергивала молнию на целлофановом чехле, который, как считал Лэз, не дает одежде мяться (тогда как Грейс считала, что в целлофане материал не дышит), несколько раз проводила под мышками «Олд спайсом» и выбрасывала в мусор бумагу. Труднее всего ей было научиться поднимать стульчак во второй ванной, но, в конце концов, и это вошло в привычку. Ей казалось, что она совершит страшное преступление, если забудет сделать это.

Лэз часто возвращался поздно, когда ночной портье уже давно успевал смениться, и обычно уходил раньше, чем Хосе появлялся по утрам. Временами сон казался ему ошибкой природы; он любил повторять, что никогда не бывает слишком поздно и слишком жарко, но иногда был способен проспать двое суток кряду, и ничто не могло его разбудить. Теперь Грейс начала вставать рано — обыкновение, идущее вразрез с ее натурой, потому что на самом деле ей надо было хорошенько выспаться, чтобы почувствовать себя в норме (сейчас это удавалось ей только к полудню), — так, чтобы успеть сбегать в магазин и принести Хосе чашку кофе, который Лэз всегда оставлял ему на стойке.

Чем дальше, тем больше все эти детали приводили Грейс в состояние ошеломления, однако она продолжала свое дело с неотвратимой целеустремленностью. Чтобы упорядочить свой утренний ритуал, она купила набор кофейных чашек с надписью «Мы рады служить вам» и теперь варила кофе сама. Она опасалась, что Хосе заметит разницу, поэтому первые несколько дней устраивала ему маленькие допросы.

— Как кофе? — интересовалась Грейс.

— В точности какой мне нравится, — отвечал Хосе. — Мистер Брукмен такой заботливый.

Лэза любили все. Не просто симпатизировали — скорее, считали себя его ближайшими друзьями. На одной из встреч однокашников Грейс по меньшей мере дюжина человек окружила Лэза, и каждый был уверен в том, что он одного с ними выпуска. Когда Лэз сказал, что просто сопровождает Грейс, все дружно посмотрели на нее, словно пытаясь ее идентифицировать. «Вы, случайно, не перешли в другой колледж?», или: «А может, вы учились годом раньше?», или: «Вы ведь были блондинкой, верно?». После нескольких неловких попыток завязать с ней беседу они вернулись к Лэзу. Возможно, дело было в том, что он умел слушать людей, или в его способности уверить их в том, что он делится с ними своими задушевными мыслями, или в том, что он помнил мельчайшие детали из прошлого, или в том, как он веселил окружающих.

В одно промозглое, дождливое воскресенье, уже целую неделю не имея от него никаких вестей, Грейс наткнулась на золотое обручальное кольцо с чеканкой — они купили его во Флоренции — за ржавым баллоном из-под бритвенного крема (в то утро на нее нашел один из редких приступов «чистолюбия», и, протерев серебро и смахнув пыль с лепных украшений, она решила, что в аптечке тоже следует навести порядок). Она никак не ожидала, что Лэз не носит обручального кольца.

Грейс присела на край ванны. Она вспомнила, как Лэз торговался во Флоренции с ювелиром до тех пор, пока они не договорились о справедливой цене, да еще торгаш пригласил их к себе на обед с брушетта и телячьими отбивными, а напоследок подарил три бутылки «кьянти классико» и путевку назавтра в Сан-Джиминьяно.

Нетрудно было заметить, что кольцо пролежало в аптечке уже несколько месяцев. --">