Дибаш Каинчин - Голова жеребца

мне силы тогда девать?!» Хозяин так захохотал, что поперхнулся, чай брызнул из ноздрей. А Кепеш рад-радехонек, басен у него полная сума.

— Есть у меня дружок. В колхозе, что за перевалом, живет. Кержак^[2] он. Привозит мне картошку, табак, а я ему за это шерсть, шкуры. Года два назад это было — приезжает. Волочет в избу что-то тяжелое — кряхтит. Обрадовался я — что это он привез? Сели чаевать. Он и говорит: «В аймак ездил. Чушку продал, голову не взяли. Оставлю я тебе эту голову — мне за перевал ехать, пусть лошади будет легче. Ребятня-то твоя, поди, и сгрызет ее». А нам-то что, мы и дерево можем сгрызть, если оно, конечно, не сухое… Хотя свинью и скотиной-то не назовешь, но, думаю, едят же ее люди. Дело к вечеру. Жена, смотрю, сама бежит за водой. Выволок я ту голову на улицу, разрубил пополам, принес, положил в казан. Часик прошел, вытащили. Во сколько еды! Окружили мы ее, окаянную, — все девять ртов. Первым я, конечно, пробую кусочек. Что такое? В нос такой вонью шибает… Все же до рта донес. Твердый кусок, как камень. Зажмурился, потом открыл глаза, а голова на меня уставилась да как хрюкнет!

Йугуш на этот раз почему-то не смеялся.

— Э, парень, свиная, говоришь, голова? Да? — спросил он, будто очнувшись.

— Да, да, свинья… Нет, нет, не подумайте… Я же сказал — дружок привез…

— Нет, я не о том. Голова, говоришь. Голова… А если того племенного быка? — Нет, нет… жеребца… Слушай, парень, завтра ночью ты отрежешь голову жеребцу Комолу, которого мы получили из госконюшни, — сказал Йугуш, не изменив голоса, все так же спокойно, будто продолжая ту же, вежливую, ни к чему не обязывающую беседу.

— Что, что!.. Что вы сказали?

— Запоминай, парень: отрежешь жеребцу голову и завтра же, еще до рассвета, отнесешь ее в юрту Байюрека и положишь в арчымак^[3]. Где висит у него арчымак, знаешь?.. Все понял?

— Что? Что?.. Ничего не понял!

— Что тут еще понимать! Да и зачем тебе все понимать. Делай, что говорят!

— Э-э… господи… что вы такое сказали?

— Что слышал, то и сказал… Ты что, человеческого языка не понимаешь? Кукупаш тебе поможет. Он сейчас там — с табуном. Главное — успеть до рассвета. Утром приедет прокурор, в юрте Байюрека он найдет голову жеребца… Если ее там не будет, ты сам, связанный, будешь лежать у Прокуроровых ног… Понял?

— Кудай, кудай, помилуйте меня… Бог слышит — никому не скажу, что вы мне поведали. Рабом буду вашим, собакой, и дети мои… только…

— Ну, не хнычь. Иди. Кончен разговор. И не бойся. Пока я на своем месте, будешь как у Христа за пазухой. Ты ведь меня знаешь. А Байюрек, тот — так себе. Щенок… Чесоточный козел хочет вожаком стада стать… А я таких, как он, могу двух съесть, и то сыт не буду. Все. Ступай, парень. Спать пора… Эй, женщина, приготовь кровать! — крикнул Йугуш, уже зевая.

Кепеш не может подняться. Чувствует себя зайцем, попавшим в петлю. Ничего не соображает, в ушах шумит, в голове гудит, будто кто стукнул его. Сердце бьется высоко, у самого горла. И верно — петля крепкая, не оборвать ее. Ничего не поделаешь.

— Что сидишь? Может, решил с моей женой переспать?

Встал Кепеш. Дрожит как осиновый лист. Вышел из юрты. Ущипнул себя — не сон ли это? Нет, не сон… Что же делать?

— Э-эй, народ! Что за безобразие! Завтра на работу чуть свет, а вы расшумелись! — вдруг раздался за его спиной окрик Йугуша. Кепеш похолодел от страха. Но, оказывается, заведующий конефермой кричал на певцов, певших где-то рядом на свадьбе. Песня оборвалась, тихо переговариваясь, люди начали расходиться по домам. Деревня замерла…

Байюрек

Байюрек вышел из юрты подышать свежим воздухом. Ночь так хороша, что он, Байюрек, просидевший весь вечер в душной избе за чтением, сразу же взбодрился. Прошло два года с того момента, как он принял для себя решение во что бы то ни стало одолеть «Капитал». Что это были за годы! Некоторые страницы Байюрек читал по восемь — десять раз, пока доходил до него окончательный их смысл. Так и привык он читать «Капитал», преодолевая его главы, как высокие горные перевалы. И вот теперь одолевает последний — четвертый том. А читать эту книгу, оказывается, стоит, ведь «Капитал» всю человеческую жизнь по-новому освещает, и замечает Байюрек, что он сам становится совсем другим человеком.

Ночь стоит прекрасная. С круглого месяца, будто из переполненного вымени, бьет белый молочный свет, наполняет долину, льется через край. Звезды на небе редкие, но большие, с --">