Давид Фонкинос - В случае счастья

обстановку:

– А как у тебя с Клер?

Жан-Жак ответил, что все прекрасно, но тон его звучал как рояль, побывавший в руках у грузчиков. Правда, сказать, что все плохо, он тоже не мог. Его отношения с Клер канули в зазор между этими двумя оценками любви.

– А в смысле секса?

Тут он уже не знал, что ответить. Эдуард вынес окончательный вердикт: другу нужно завести любовницу. Именно в эту минуту Жан-Жак впервые подумал, что вполне способен изменить Клер. Спасаясь от горькой мысли, он немедленно укрылся в одном из самых своих дорогих воспоминаний. Эдуард прервал его:

– Женеву вспоминаешь?

Значит, он настолько предсказуем, что любой может читать его мысли. На лбу медленно выступала испарина. Он пытался представить, как станет лгать жене. Перед его глазами возникла, как живая, эта неведомая любовница. Почти чудовищное воплощение всех его фантазмов, причудливая смесь всех женщин, что хотя бы на миг понравились ему за последние двадцать лет. Смешно, но Жан-Жак уже заранее чувствовал себя виноватым. Он старался утешиться мыслью, что нельзя вечно хранить верность, и все равно его бил озноб. Для него эта затея никогда не будет безобидной. Он уговаривал себя, доказывал себе, что влечение к другой женщине неизбежно, как неизбежен распад его семьи. Клер, конечно, поймет, не стоит волноваться. Все совсем не так, как если бы он ей изменил в первые месяцы брака; с годами адюльтер становится законным. Может, она и сама заведет любовника. Или уже завела? Женщины всегда опережают мужчин, разве что умирают позже.

Спустя несколько месяцев Жан-Жак уже встречался в гостинице с Соней. И не первый раз. Он даже не подозревал, сколько новой, неожиданной энергии подарят ему объятия другой женщины. Таким счастливым он не был много лет. Ему хотелось жить и дышать; тогда-то ему и опротивели лифты. Он понимал, чем опасна подобная эйфория, и чувствовал себя ужасно смешным в шаблонной роли неверного мужа. По дороге домой он старался пройтись, как будто ночные блуждания могли стереть с его лица длиннейший след блаженной улыбки. На парижских улицах, под взглядами прохожих, у него возникало безумное ощущение, что все знают, чем он только что занимался. После любви всегда чувствуешь себя пупом земли. Но ощущение было не таким уж нелепым. С недавних пор за ним в самом деле следили.

II

Путь к женщине лежит через ее волосы. Волосы у Клер струились размытой, мягкой волной; они словно жили сами по себе. Цвета они были тоже переливчатого, напоминающего радужку младенца. Они невольно приводили на память некоторые хорватские верования; согласно этим верованиям, о важных событиях в жизни женщины можно судить по волосам.

Нежность ее с годами слегка поблекла. Жан-Жак нередко упрекал ее в жесткости. Клер полагала, что это всего лишь зрелость. Скоро ей исполнится тридцать пять. Но ей казалось, что жизнь циклична и мы всегда вновь становимся такими же, как прежде. Просто надо подождать; в мечтах о будущем ей виделись отблески подросткового безрассудства. Иногда по ночам ей снились бесконечные путешествия в опасные страны. Она просыпалась в холодном поту прямо посреди авиаперелета, в зоне турбулентности, вокруг все ходило ходуном, пассажиры вопили в предчувствии смерти. Клер панически боялась самолетов. Ей говорили, что это смешно. Нет ничего смешного в том, чтобы работать в Руасси и бояться летать, думала Клер. Кому как повезет.

Косметическая фирма, где она служила, открыла магазин в Руасси; ей предложили место заведующей. Теперь она каждый день садилась в скоростное метро (на линию В) в компании туристов. Ей задавали вопросы, и она всегда знала ответ. Знала, в первом или втором терминале производится посадка на “Эйр Габон" или “Иберию". Иногда даже вспоминала расписание рейсов. Проезжая Сен-Дени, думала об Уагадугу. Странно было ездить на работу с людьми, отправлявшимися в отпуск. Вечером она их уже не увидит. Ее рутина была вечно новой. Общественный транспорт, приют городского одиночества и пожилого возраста, на этой линии был не похож на себя.

Будто другая страна.

И можно почувствовать себя заядлым туристом.

Аэропорт Руасси был местом единственным в своем роде. Что-то вроде города, которого нет на карте, чистая no man’s land, где любые фантазмы реальны. В аэропортах мужчины считают, что им все позволено. В Париже ее редко пытались соблазнить. С тех пор как она работала в Руасси, без недвусмысленных предложений не проходило ни дня. Командиры --">