Виктор Николаевич Андреев - Страдания юного Зингера. Рассказы разных десятилетий

выдуманная фраза. Хотя: измышлена она хитро, ничего не скажешь. Французы — славные придумщики. Умеют поиграть и со смыслом, и со словом.

Ах, Париж, Париж… Ты здесь, за окном. Ты никуда не денешься.

По комнате плывут запах виски и табачный дым. Им так хочется побыть со мной! Хоть еще немного. Да и мне самому, признаться, хочется побыть с самим собой.

Я еще сплю?

Сейчас я — действительно я. Но вскоре я исчезну, меня заменят, не заметив подмены: рабочий день, и кофе, и имя мое, и известия, приходящие из внешнего извне.

Как-на-пле-вать-на-вчера!

На постели — раскрытая книга Вальехо:

Умру в Париже, в дождь —

под тем дождем

я был уже и вспомнил вновь о нем.

Дождь? Почему — дождь? Ведь сейчас за окном голубое, как никогда, небо.

Но предчувствие дождя гнетет меня. Когда, моя жизнь, когда?

Уже двенадцать лет, как мне исполнилось пятьдесят.

А скоро будет тринадцать.

Затем — четырнадцать…

И я боюсь, я боюсь, если сказать правду, этой цифры: четырнадцать.

Один день из жизни Хосе Аркадио

Пиратствуя в Карибском море, Хосе Аркадио встретил корабль Виктора Юга, подаренный комиссару Конвента в Боготе генералом-освободителем Симоном Боливаром. Чтобы устрашить француза, огромный Хосе Аркадио разделся донага: все его тело, включая детородный орган, до последнего миллиметра было покрыто татуировками. Когда он сводил лопатки, российский император Петр целовался с Фиделем Кастро. Над ними два голубка раскрывали и закрывали ленту с надписью: «Muerte anunciada». «Ничего себе благая весть!» — ужаснулся французишко-революционер. Он сдал корабль без боя, а сам прыгнул за борт: лучше уж принять смерть от зубов акулы, чем от этакого людоеда.

Хосе Аркадио снова остался один. Поговорить или сыграть в труко — не с кем. И к тому же — сплошное безбабье. «Впрочем, мне еще матушка-покойница говорила: не связывайся ты с женщинами, сынок, — от них только поросята родятся».

Была достопамятная пятница 12 октября 1492 года, и Хосе Аркадио разглядел на горизонте каравеллу Христофора Колумба: тот плыл открывать Америку, не зная, что море здешним патриархом давно продано гринго. В подзорную трубу Хосе Аркадио увидел Колумба, но не стал даже и приближаться к его каравелле. Великий Адмирал Моря-Океана в тысячный раз ставил на попа Колумбово яйцо, и вид у него был такой одинокий, что это походило на эпидемию.

Золотые рыбки выпрыгивали из воды. Но какая от них польза? — их ведь не съешь.

Хосе Аркадио взглянул вверх, на мачты. «На парусах можно было бы, как на простынях Ремедиос Прекрасной, улететь на небеса. Но парусина промокла насквозь. Этот проклятый дождь идет, не переставая, уже четыре года, одиннадцать месяцев и два дня. И цыган Мелькиадес помер где-то от пеллагры, так и не открыв отцу тайны: откуда берется лед. И брат полковник — дурило: начинает войны и проигрывает их зачем-то одну за другой. О нем пишут все, а ему — никто. Абсурд, честное слово. Просто Кафка какая-то. Брэнд оф кобыла сива… Не хватает еще, чтобы у меня в животе водоросли от сырости начали расти. Кончится ли когда-нибудь этот дождь-надоеда?! Увижу ли я солнце и хоть кого-либо из своей многочисленной родни? Я одинок, словно девятый вал в море».

Совсем отчаявшись, Хосе Аркадио решил взять штурмом колумбийскую деревеньку Аракатаку. Он поднял такую пальбу, что прабабка Габриэля Гарсиа Маркеса с перепугу села на раскаленную плиту и у нее начались преждевременные роды. Родился мальчик, поросячьего хвостика у него не было, но это был не Габриэль.

Рождения писателя надо было ждать еще сто лет.

«Опять не повезло. Чем я прогневил тебя, Господи?» — вздохнул Хосе Аркадио. Он смачно харкнул в надушенный, узорчатый платок Пьетро Креспи, истово перекрестился и, чтобы узнать, почему на него свалились все эти беды, раскрыл книгу о своей семье — «Сто лет одиночества».

И тут ему открылась простая истина: он не умеет читать.

Страница (странница) из дневника

24 июля 2078 года

В день статридцатилетия личной жизни я получил официальное извещение из петербургского издательства «Высокохудожественная литература». Бумага гласила: отныне ни оно (издательство), ни она (литература) в услугах моих не нуждаются. Что же, как известно, браки, в том числе и с литературой, заключаются на небесах. Я аккуратно сложил на столе рукописи и книги, размножавшиеся в последнее время без --">