Эрленд Лу - Допплер

удивлению, согревал меня, как печка. Большую часть ночи я елозил по нему головой, как по подушке, а когда проснулся поутру, мы долго лежали и смотрели друг на друга, и я чувствовал такое духовное единение с ним, какое редко переживал с людьми. В этом было нечто чересчур даже интимное. Не думаю, чтобы хоть раз испытал подобную душевную близость с женой. Даже в самом начале отношений. Я попросил прощения, что убил его мать, и сказал, что отныне он может приходить и уходить когда вздумает. Лосенок, естественно, ничего не говорил. Он только смотрел на меня большими доверчивыми глазами.

Какое блаженство — общаться с тем, кто не умеет говорить.

Сегодня мы целый день лежали в палатке и болтали. Я угостил лосенка водой и принес ему веток с сочной корой, а себе нажарил на углях большие куски мяса. Я вычесал его своей гребенкой и объяснил, в педагогических целях, что люди охотятся на лосей тысячелетия не забавы ради, а в силу жизненной необходимости. Если бы поголовье бесконтрольно росло, это немедленно привело бы к катастрофическим последствиям, заявил я, не совсем понимая, что говорю, но мне кажется, я читал или слышал о чем-то подобном, поэтому и прибавил ради красного словца, что, мол, едва лосей становится слишком много, тут же начинают распространяться болезни, и соматические, и психические, в результате в лесу складывается страшно неприятная обстановка, и все равно человеку приходится с ней разбираться. Вот представь себе, сказал я лосенку, которому, кстати, не хватало имени, надо бы его придумать, но пока я сказал просто: представь себе, толпы неизлечимо больных, с помутившимся рассудком лосей с ревом носятся по всему лесу и бьются из-за каждой крошки корма, дерзко попирая законы лесного общежития и моральный кодекс лосей. Этого никто не хочет, так? Вот почему деды мои и прадеды охотились на лосей, и мы продолжаем их дело. Хотя сегодня мы легко бы прожили без мяса и шкур, добавил я, понизив голос, мы все равно отстреливаем лосей. Пойти в лес и добыть лося кажется нам удовольствием. Среди охотников, насколько мне известно, царит крепкая дружба, и охота стала одной из наших многовековых традиций. Мы охотимся по традиции. И чтобы регулировать поголовье, о чем я уже упоминал. Так обстоят дела. Но я убил твою маму не по традиции. А из необходимости. У меня неделями не бывало пищи, с тех пор как сошла черника, я вообще ни разу не ел до сытости. Меня коробит, что я сделал это ножом, сказал я. Подобная жестокость недопустима, но у меня нет ружья и стрелять я тоже не умею. Я пойму, если ты осудишь меня или начнешь шарахаться из крайности в крайность, мучаясь и не зная, как ко мне относиться, сказал я. Это твое право. Ты должен сам разобраться в своих чувствах и сам провести в наших отношениях границу там, где сочтешь нужным. Помни одно — в это трудное время я всегда готов поддержать тебя, сказал я, к тому же, продолжил я после короткой паузы, прошло бы совсем немного времени, и твоя мать разорвала бы узы между вами самым безжалостным образом. Она бы оттолкнула тебя и велела убираться прочь. Такие уж вы, лоси. На вид ангелы, а с детьми своими обращаетесь как последние мерзавцы. Звери вы. Рожаете ребенка, выкармливаете его молоком, в первом приближении наставляете в жизни, а потом, в тот момент, когда малыш наслаждается безмятежностью и не ждет подвоха — раз и пошел вон. Совсем скоро, может прямо на следующей неделе, твоя мать сказала бы: «Всё. Иди своей дорогой!», и этот день стал бы для тебя кошмаром, источником тягостных комплексов, от которых большинству лосей не удается избавиться никогда, но тебе они не будут знакомы, потому что я устранил ее: ты будешь вспоминать не двоедушное вероломство родной матери, а то, каким чистым и светлым существом она была, бесконечно для тебя дорогим, и как бессмысленно и скоропостижно ушла из жизни, говорил я, расчесывая ему шерстку.

Раз уж мы об этом заговорили, продолжал я, знаешь, я тоже недавно пережил горе. Я лишился отца. Я его почти не знал. Мало понимал, что он за человек. А теперь его нет. Так что мы с тобой, как говорится, два сапога пара. Ты потерял мать, я — отца. Чем меня проклинать, можешь с таким же успехом обрушить свой гнев на господина Дюссельдорфа с Планетвейен. Долгое время у меня был свободный доступ в его подвал, объяснил я. Покойная жена господина Дюссельдорфа успела накрутить варений-солений на пару человеческих жизней, его вместительный морозильник грамотно забит беконом и прочими --">