Олег Николаевич Ермаков - Знак Зверя

палатки. Была глубокая ночь, глубокая, как океанская впадина. Вверху, очень далеко, парили светящиеся морские звезды и цепенели лазурные Рыбы, и через весь океан тянулся широкий шлейф сияющих молок. Здесь, на дне, было темно и душно. Он прошел мимо палаток к умывальникам. Воды не было. Корректировщик-Черепаха вернулся в палатку, отыскал свое место, сел, снял липкую рубашку. Чиркнул спичкой, закурил. Дым был противен, хотелось пить, раздавил сигарету каблуком, лег.

Металлические ромбы и круги коечной сетки вдавливались в мокрую спину.

Наступит ночь, и по вздыхающим половицам он отправится в путь. И по вздыхающим, по вздыхающим половицам... Наступит ночь. Желтолицый ключник... И по вздыхающим... Наступит ночь. Мягкая дорога приведет к мраморному домику. Шлагбаум. Часовой скажет: это самый легкий наряд. Наступит ночь. Самый легкий.

Да, самый легкий.

Да, офицеров нет, и много свободного времени, в окопе очаг, можно вскипятить воды для чая, поджарить хлеб. И он вскипятит и потом, надев бронежилет и каску, выйдет на дорогу к шлагбауму. Восемь шагов. Поворот. Через несколько минут это случится.

Наступит ночь, и желтолицый ключник... Мраморный домик, шлагбаум, очаг в окопе, чай, змея, из-за Мраморной горючая звезда, — и вот они появляются.

И когда рассвело...

Наступит ночь. Змея укусит Шубилаева в руку, офицер скажет: ты — и он пойдет. Да, самый легкий. Вскипяти воду. Да, самый легкий. Шубилаеву в руку впрыснула яд, он хотел сделать из нее ремешок для часов, она чуть было не остановила его время... Сколько времени? — Корректировщик-Черепаха поднес руку к лицу, нажал на кнопку, циферблат осветился. Когда кончится эта ночь... Идут. Их первый хозяин давно мертв, съеден шакалами и грифами в ущелье-тире, а они идут, и его время длится, время мертвого, мертвое время.

И когда рассветет...

Ночь пришла, звезда всплыла над Мраморной, и они появились, из окопа выполз варан и выполз второй, но первый вдруг встал и побежал, как человек, это был не варан — человек, и второй обернулся человеком. Брызнула очередь.

И когда рассвело, он увидел рыжую голову в потеках, как в трещинах, и погасшие, когда-то мелкие и яркие, морские глаза.

Металлические ромбы и круги вдавливались в липкую спину, и кожа горела, как будто ромбы и круги были раскалены или намазаны жгучим ядом змеи, клюнувшей в руку... содрать эту кольчугу!.. — Он очнулся, пошевелил распухшим сухим языком. Встать, пройти к выходу, там на табуретке должен быть бачок с водой... Лежи, нет бачка. Палатка на дне океана, а не на окраине полка. Это Чарикарский океан... то есть Кабульский... Кабульская долина, пересылка. Кабульская пересылка — зал ожидания. Здесь конец и начало, вход и выход, врата мира и врата войны: одним — за хребты, другим — за реку. И утром появятся покупатели из полка у Мраморной горы. Значит, утром он должен сказать: нет. Утром он скажет: нет! — и попадет в другую команду. Скажет: нет! — и не полетит в город у Мраморной горы.

Он очнулся, пошевелил вспухшим вязким языком. Там, у входа, на табуретке бачок. Он сел. Скрипучая голая сетка, ни матраса, ни подушки... Кабульская пересылка. Уже минуло три дня, как они покинули палатку на окраине города у Мраморной горы. Здесь пересылка. Зал ожидания. Врата. Все позади. И утром они полетят — если посчастливится — совсем в другую сторону, за реку, в Союз, а не в город у Мраморной горы, за реку, в Союз, и ничего не повторится, за реку, в Союз, где он будет молчать под дубом, лежа в дождях и солнце до осени, до осенних гусей, которые летят с криками ночью, опрокидывая свечи в черные рощи, в ручьи и болотца, на деревни, поля и холмы, — за реку, в Союз, где никто ничего не знает.

Но кто-то и там будет знать.

Кто?

После стрельбы прибежали офицеры и солдаты, но никто из них не понял, кто и кого застрелил. Часовой такой-то — дезертира из разведроты, вот и все, что они знают. И больше никто ничего не знает. Часовые, с которыми он был в наряде, тоже не знают, кого он убил. И никого больше там не было. Второй дезертир, «нуристанец», которого поймали и избили в зимнем ущелье? — он и подавно ни о чем не догадывается.

Но кто-то еще там был, и он знает. И будет знать за рекой.

Этого не может быть.

Еще раз: пришла ночь, дежурный дал ключ от оружейной палатки, он взял автомат и отправился на Восточный, сменил часового и начал ходить перед шлагбаумом: восемь шагов, поворот, восемь шагов; в домике двое спят, один сидит за столом, освещенным керосиновой лампой, в окопе --">