Рина Кумихо - Надежда после жизни

Сомнений нет ни на секунду. Я делаю первый шаг и мое сердце заходится в частом стуке. Я кладу руку на грудь, чтобы успокоиться. Пытаюсь выровнять дыхание. С трудом, но это получается. Я шагаю вперед.

Проход занимает несколько метров. Толщина стен поражает. Стена — это мощь.

Наконец-то, конец. Я выхожу в какую-то низину, где все давным-давно заросло кустарником и вековыми деревьями. Их сильные толстые ветки склоняются прямо к земле, создавая под собой что-то вроде укрытия. Здесь можно укрыться. Я делаю себе мысленную пометку. Так… на всякий случай. Отец научил меня просчитывать наперед возможные исходы своих решений и я готова отвечать за их последствия.

Надеваю мокрый рюкзак на спину, а куртку скручиваю и стараюсь выжать посильнее. Я здесь. Когда-то тут была и моя мама с отцом, только идя в обратном направлении. Меня охватывает волнение, которое я не испытывала ранее.

Надо двигаться.

Из рассказов отца, я знаю, что семья мамы жила недалеко от стены. Они были из рабочего района. Не самое защищаемое место в гетто. Значит и добраться незамеченной будет гораздо проще. Поднимаюсь по склону, видя уже старые завалы покрышек и пробитых железных бочек, которые уже никому не нужны. Все здесь пахнет старьем и ненужностью. Все покрыто пылью. Люди тоже ходят тенью, что сливаются со всем серым пейзажем этого места. Я уже вижу парочку парней, которые неспешно идут по улице, не торопясь. Весь их вид говорит о пофигистичности. Их освещают редкие фонари, что установлены по тротуару. Они выглядят на двадцать лет или чуть больше. Я наблюдаю за ними из-за старой машины; у нее выбиты стекла и фары, помят бампер.

Парни о чем-то переговариваются и громко смеются. Девушек на улице не видно. Я помню про рассказ отца о запрете для девушек выходить после комендантского часа. Неужели, он все еще действует? Ради чего все еще запирать девушек и подчинять своей воли? Кто-то явно наслаждается этим…

Они скрываются за углом двухэтажного старого домика. Темнота укутывает их. Я решаюсь выйти, скрываясь от фонарей и их света.

Дом моей матери должен быть в конце улицы. Я же сейчас нахожусь рядом со зданием на котором написано «Больница». Но в ней не горит свет. Она заброшена и ее окна заколочены досками. Где же лечат всех, кто живет здесь?

Мне все меньше и меньше нравится это место.

Перебежками я пересекаю дорогу и скрываюсь в тени дома, что находится рядом. Уже через пять минут я достигаю цели — дом моей мамы, где она выросла и где жила. Я с жадностью разглядываю его, впитывая каждую его деталь. Мне он нравится, пусть он старый и давно требует ремонта.

Дом минимум требует покраски и замены старых досок. Окна хлипкие и держаться на честном слове. Я хочу подойти ближе, но мне мешает свет, что вспыхивает в коридоре. Кто-то планирует выйти на улицу в такой час?

Я скрываюсь в кустарнике. Наблюдаю.

На крыльцо выходит старая женщина. Она вся в морщинах и ее руки трясутся. Она измождена и сгорблена. Я бы не смогла определить сколько ей лет.

Ее темно-каштановые волосы с проседью убраны в шишку. Он просто стоит на крыльце и вглядывается вдаль. Мимо меня. Поверх моей головы. Она словно в трансе. Она смотрит в сторону откуда я пришла. На стену. Или, может быть, она пытается разглядеть что-то за ней?

Неужели… это моя бабушка?

На глаза наворачиваются слезы. Она может быть той, кто растил и видел мою мать, кто может обнять меня и приласкать, когда мне будет одиноко или мой разум захватит бессонница. Я беззвучно открываю рот и тут же по моим щекам бегут непрошеные слезы.

Надо выйти к ней? Признаться ей кто я?

Если я останусь здесь и не решусь, то вся моя вылазка и опасное путешествие напрасны. Надо решиться.

Я выхожу из своего убежища. Пока женщина меня не замечает, но она напрягается и начинает вглядываться в темноту. Через секунду она замечает меня и ее глаза округляются. Она протягивает ко мне руки и спускается по лестнице вниз на дорожку.

— Ты… — произносит она. Я таю дыхание в ожидании ее продолжения слов. Но она молчит. И вновь становится отрешенной. — Простите, вы что-то хотели? Вы заблудились? К кому вы приехали?

— Я…

— Просто, видно, что вы не из этих мест. Вы из центра или из торгового района? Вы же знаете, что нельзя находится в это время на улице, — качает головой она; ее глаза глядят на меня, по-отечески, осуждающе. — Так к кому вы?