Лариса Владимировна Тараканова - Шкатулка

государства.

— Вы отсталая! Вы мещанка! — сказал отец.

— Я?! Это так, значит, обо мне? — обиделась хозяйка. — Как молочко да картошечку трескать, вы сюда бегите, ко мне, отсталой. А как прореху залатать, так шиш! Капусты в бочке половина осталась. Кто поел?

— Жена вам заплатит за все! — отрезал отец и захлопнул перед ней дверь в комнату.

Мама взволнованно раскраснелась: ей и за резкого мужа было неловко, и жаль хозяйку, которая и впрямь трудилась по дому не разгибаясь — корова, поросенок, куры требовали немалых сил.

Еще мама волновалась оттого, что завтра будет воскресенье. В этот день отец спал долго. Дима уже поднимался, выпивал молоко и шел гулять во двор. Если было не холодно, он гулял долго, а в мороз не выдерживал, возвращался в избу.

Двор был маленький, не побегаешь. Да еще сугробы вокруг — не повернешься. На речку, где ребята в мороз накатывали славную горку, Диму пускали не всякий раз. Зато, когда мама ехала к проруби полоскать белье, Дима ликовал: его сажали на санки, в руки давали таз с мокрым бельем и везли через всю деревню. Пока мама полоскала. Дима бегал на горку и лихо скатывался. У мамы от ледяной воды руки становились красные и плохо сжимались пальцы. Дима сам брался везти санки с бельем, но это было ему не под силу, да и таз без поддержки норовил опрокинуться в снег.

Это воскресенье выдалось солнечное, звонкое. Дима вышел во двор и замер: снег искрился на солнце и переливался цветными звездочками. Мальчик даже зажмурился от сильного блеска. По дороге за изгородью шла большая темная лошадь с такой мощной гривой, какой Дима еще не видал. Она тащила телегу с сеном. Из ее ноздрей выбивался клубами пар. Пахнуло навозом: лошадь оставила по себе след. Мужчина в тулупе, шедший рядом с телегой, недовольно сплюнул в сторону и цокнул: «Но, пошла!»

Диме нравились лошади. Он мечтал когда-нибудь поскакать на одной из них, как соседский Санька, который был всего на два года старше Димы, а уже мог запрягать мерина и управлять им как взрослый. Санька был маленький мужик в доме: дрова колол, корм скотине задавал. Поэтому времени на гулянье у него оставалось немного. Учась в школе, он домашних уроков, как правило, не готовил. Зато, переделав по дому разные дела, мчался на улицу и куролесил там до темноты. Диму он презирал за младший возраст, нежный характер и зависимость от родителей. Санька разговаривал со своей матерью как равный и мог сказать ей: «Отстань!» или «Сама дура». Диму такое обращение грубое ужасало. Но Санькину грубость он воспринимал как силу и втайне мечтал походить на приятеля.

Дима проводил глазами удалявшуюся телегу, мужчину в тулупе, потом решил заглянуть в сарай. Но там все уже было ему известно: за низкой перегородкой хрюкал вонючий поросенок, на стенах висели разные предметы малопонятного назначения. Дима все разглядывал, прикидывал: это зачем и для чего. Когда ему наскучило ковырять палочкой сугроб, прыгать со ступенек крыльца, он решил отпроситься на горку.

…Отец сидел за столом перед сковородкой с яичницей.

— Есть хочешь? — отец был в добродушном расположении.

— Он уже позавтракал, — вступилась мама. — Ступай, сынок, погуляй.

— Да что же ты его гонишь от меня? — оборвал ее муж. — Съем я его, что ли? — И предложил мальчику: — Давай поговорим.

Дима немножко боялся отца, тот бывал и буен. Мог тарелкой об пол хряснуть или попавшуюся под руки вещь разломать одним ударом. Но как бы ни бывал он сердит, никогда не замахивался ни на жену, ни на сына. «Тебя что, отец не порет никогда? — удивился однажды Санька и заключил: — Ну ясно, ты же хлюпик. Вдарь — из тебя дух вон!» Дима даже не обиделся от Санькиной насмешки, он боялся боли и предпочитал быть хлюпиком, чем испытать хоть одну порку.

Отец усадил сына возле себя, потрепал белобрысый чубчик:

— Ну что, герой, поедем в райцентр за покупками? Маме шубу купим, тебе игрушку… там какую-нибудь. Ты что бы хотел-то, а?

Дима даже задохнулся от радости: вот оно наступило, счастливое мгновение. Желая удержать отцовское расположение, глядя в блестящие веселые глаза большого мужчины, вдруг ставшего таким ласковым, он торопливо произнес:

— Пистолет с пистонами!

— Идет! Пистолет так пистолет. А маме шубу.

Дима знал, что у Лизаветы Сергеевны есть шуба, а у мамы нет. Мама ходит в одном и том же пальто и в мороз и в слякость. Когда очень холодно, она ходит быстро, почти бегом, чтобы --">