Альфина , Корнел - «Пёсий двор», собачий холод. Том III (СИ)

закончились наконец все «Андрюши» и прочие панибратские закидывания удочек, нужно всего лишь подчёркнутое равнодушие — настоящее, без намёка на враждебность или замешательство. Мало ли, что с детских лет привык на старших Ивиных совсем иначе смотреть, не за всякую привычку цепляться стоит. А вот что точно стоит — так это давность знакомства себе на пользу развернуть, заранее просчитать отклик.

Володий Вратович — рослый человек за пятьдесят, грозный, но не в самом деле. Это в память о его покойной жене у Ивиных свой сиротский дом случился. Она всё не могла выносить ребёнка, отчего отчаялась, заговорила о приёмышах. Но Врат Никитич (отец нынешних старших Ивиных, тоже уже покойный) невестке такие мысли настрого запретил: стыд и подрыв устоев, приличной купеческой семье собственные дети полагаются. В попытках соблюсти устои жена Володия Вратовича и скончалась, и тот не женился повторно, а устои попрал с известным размахом. Но, что характерно, не сразу — сначала отцовской смерти дождался. Потому Мальвин тяжёлыми взглядами Володия Вратовича особенно не впечатлялся: может, мыслит он и свежо, и волю какую имеет, но от прямых конфликтов бегает. Вот и хорошо.

Падон Вратович, средний брат, к пятидесяти ещё только приближался, но раздался и состарился раньше срока, отчего вид имел обманчиво безобидный, хотя из них троих как раз с ним и надо держать ухо востро. Падон Вратович одарён в деликатных делах: с чиновниками переговорить, тяжбу уладить, конкурента с дистанции снять. Поговаривают, бóльшую часть ивинских воспитанников собрал именно он, что с одной стороны — благородно и похвально, а с другой — вызывает вопросы, поскольку как-то уж больно ловко ему удалось разыскать сирот здоровых, умственно и телесно полноценных, таких, которые избыточных вложений не требовали. Может, конечно, вот так повезло, да не бывают люди на пустом месте везучими. От перспективы погрызться с Падоном Вратовичем у Мальвина неприятно холодели ладони.

Ну а Лен Вратович, четвёртого десятка не разменявший, репутацию в купеческих кругах имел невыгодную: мечтатель, нравом мягок и вроде как совсем не хваткий, но подобный типаж Мальвин уже привык на всякий случай записывать в стихийные бедствия. Мечтатели, бывает, такое выкидывают, что только и успеешь на землю упасть да голову прикрыть. В частности, это Лен Вратович ратовал за то, чтобы ивинские воспитанники не одним очевидно полезным вещам обучались, но и кругозор имели, и к высокой культуре как-никак приобщены были. Известно, куда этот кругозор и эта культура одного из ивинских воспитанников завели.

Впрочем, известно оно Мальвину, а вот старшие Ивины пока никак своей осведомлённости не проявили.

— Как судьба-то лихо поворачивается, — приторно осклабился Падон Вратович. — Мы и не верили, Андрей Миронович, что вы ажно целыми революциями заправляете! А у вас тут всамделишно и солдатики как ручные, и кабинетик рабочий, и револьверчик на поясе — я успел заприметить. Любо-дорого смотреть.

— Благодарю, — отбрил Мальвин, будто не слово произнёс, а сапожными каблуками клацнул.

Всё, всё теперь имелось в наличии: и солдаты, и кабинет, и револьвер на поясе, а главное — право на то и на другое, выпавшее почти что счастливым жребием, но жребий этот неотменяемый, и пусть кто-нибудь попробует усомниться.

Затея с Временным Расстрельным Комитетом была обоюдоострой подлостью — что понимали все, к пониманию вообще способные. Вопрос заключался лишь в том, которую сторону уколет первой. Кучке студентов, замешавшей всё это варево с листовками, страсть как хотелось закрепиться, перейти от тайного сеяния смуты к публичной позиции — ведь не для того варево мешалось, чтобы прихлёбывал его кто-то другой. А генералам, выставившим себя узурпаторами, нужен был способ преступную свою ответственность разделить, распылить, размазать слоем потоньше — но не взаправду, а так, чтоб и влияние удержать, и стороннего наблюдателя запутать. Потому что сегодня все наблюдатели, а завтра глядишь — и уже свидетели, судьи, палачи. Вот и сговорились на Временном Расстрельном Комитете: покивали, поулыбались, каждый про себя надеясь, что сомнительная сделка в итоге выйдет боком не ему, а тому, кто сидит напротив. Гныщевич потом взбудораженно смеялся, что это, мол, как ставки на портовых боях. Мальвин прежде не замечал в себе тяги к азартным играм, но правда была в том, что ему просто не попадалась верная игра. --">