Татьяна Георгиевна Алферова - Охотники на снегу

освоилась с новым зрением: открылось множество коридоров, одни были явно чужими, в других она видела себя, то есть свое тело, в разных ситуациях и в разном возрасте. Расплывчатое чувство вины отлилось определенностью: поняла, чем грешна. Оставалось удивляться, почему не понимала раньше, и время, даже так прихотливо разбросанное по коридорам, не помогло.

Зато нелинейность времени со всей очевидностью подсказывала решение, давала долгожданный знак. Если так просто проникнуть туда, в любое прошедшее время и место, стоит лишь отправиться нужным коридором, значит, еще можно что-то изменить, значит, ничего окончательного не существует. А главный коридор, тот, первый, ведущий к свету и «улью», никуда не уйдет. То есть она… Она никуда… Никогда не сможет выйти из него. Даже если изменит то, что хочет… Рассуждения пагубны, когда требуется действие, вот это как раз она хорошо помнила. Если удастся помочь оставшимся снаружи, облегчить груз их надуманной вины — уже удача. Все равно, убийство на ней, это ее бремя, грех, и тут ничего не изменишь.

Успела удивиться: сейчас ей, наблюдающей издали или сверху, панорама жизни казалась подобной картине Брейгеля. Охотники шли по снегу со скудной добычей, их сопровождали собаки, рядом и внизу суетился деревенский люд, но все они внутри одного полотна существовали порознь. Людям на катке не было дела до пожара за церковью, семья слева (тоже с огнем, но ручным, домашним) орудовала удивительно несогласованно, три охотника брели из темноты к свету и вниз, но казалось, каждый не догадывается, что рядом товарищ; собаки с подведенными животами бежали, пристально глядя в землю, а не на хозяев или добычу. Сверху, совсем уже независимо, обосновались птицы. И даже горы торчали своими вершками в разные стороны.

Наблюдающая посмотрела на сторожей коридора: старушек, пастухов и прочих, не увидела одобрения в их глазах, да и не ждала его. Но не увидела и осуждения. Она знала, что времени достаточно, больше месяца: месяц и декада. За сорок дней можно успеть. Быстро нашла нужный коридор и отправилась туда, где…

Валера

Книжный развал на углу проспекта Космонавтов и улицы Типанова не считался бойким местом. Улица Типанова, хоть и называлась улицей, была шире проспекта и служила оживленной трассой, соединяющей два района Петербурга: Московский и Фрунзенский. Легковушки проносились мимо книжного лотка, не задерживались. Маршрутки и автобусы выгружали пассажиров на остановке, но редкий интересовался книгами настолько, чтобы вернуться и перейти проспект. На «Космонавтах» движение замедлялось, появлялись пешеходы и собаки, чуть дальше от перекрестка вырастали две аллеи, засаженные дубами, каштанами и разномастными кустами, одинаково голыми зимой. Спальный район поставлял немногочисленных покупателей, вернее покупательниц: домохозяек, рано заканчивающих работу учительниц трех близлежащих школ, бесконечно свободных студенток, молодых мамочек с детьми в колясочках и без, бодрых пенсионерок, продавщиц из соседнего хозяйственного магазина. Дамочки разглядывали книги на развале, иные вступали в разговор, но покупали мало, без охоты. Это место себя не окупало, как и предыдущее, стало быть, предстоял очередной переезд.

Валера злился на незадавшуюся торговлю, на промозглую погоду, на глупых теток, которым ничего не нужно, а больше всего — на худой ботинок: нога промокла и замерзла. Чего ради послушался матери и не обул новые сапоги? Ноги у Валеры, как у кавалериста, выгнутые, недлинные, а зад вислый, что сразу заметно, какие штаны ни надень. Из-за этих особенностей сложения Валера кажется маленьким. Неправда, метр шестьдесят семь — не так чтобы очень мало, и не сутулится, и обувь предпочитает на толстой подошве, а поди ж ты, докажи женщинам обратное, если они в первую очередь замечают зад и кривые ноги, а потом только Валеру. Вернувшись к мирной жизни после службы в армии, он отпустил усы и бакенбарды, пышные, пшеничные; волосы отпустил, но голова стала казаться больше, туловище — меньше, а ноги как были, так и остались кривыми, никакими бакенбардами не занавесишь. Женившись, Валера сбрил волосяные приборы и стал жить, как есть.

С женой, как и с Аликом, учились в одном классе, хотя до возвращения из армии Валера за все годы обучения с ней и десятком фраз не перебросился. Демобилизовался, пришел в себя и отправился проведать Алика, соседа и одноклассника. А прежде чем --">