Элис Петерсон - Другая Элис

дают забыть о коварной болезни, с которой я борюсь ежедневно и ежечасно.

Папа сидел в кресле, сжимая в руке газету; с его лица не исчезало выражение скорби. Он сильно постарел.

– Позови нас, если понадобится, мы будем тут, – проговорил он сдавленным голосом.

Сиделка вручила мне знакомый вопросник – «Что вы могли на прошлой неделе».

– Вы можете одеться самостоятельно, в том числе завязать шнурки и застегнуть пуговицы?

– Открыть бумажную упаковку молока или стирального порошка?

– Донести до рта полную чашку или стакан?

– Встать со стула, на котором нет подлокотников?

– Ходить в магазин и по другим своим делам?

И так далее…

– Зачем еще тебе открывать молоко, черт побери? – воскликнула мама, увидев, как я не могу выбрать ответ – «с большим трудом»? «не могу»?

– Я тоже сроду не умел открывать их, эти пакеты! – добавил папа.

– Дорогой, ты не умеешь открывать даже собачьи консервы.

– Хотелось бы мне ответить «без труда» на все эти дурацкие вопросы, – грустно пробормотала я, все-таки остановившись на «не могу».

– Плюнь, – пробормотал папа. Это было одним из его любимых словечек, когда он не знал, что сказать.

Мама вернулась было к кроссворду в «Таймс», но вскоре отложила газету, сказав, что не может сосредоточиться, и протянула руку к вязанию. Это напомнило мне дни, когда я играла в теннис, и я улыбнулась. Да, тогда мы ездили по всей стране на турниры. Мама страшно нервничала, следя за моей игрой.

– Мам, а ты помнишь тот матч в Истборне? И миссис Бетти? И Питера? Интересно, где они все сейчас?

– А ты помнишь тот раз, когда тебя прогнали с турнира? – засмеялась она.

– Лучше не напоминай!

Превозмогая боль, я медленно встала со стула и потянулась. Скорее бы приехал мой лечащий врач, доктор Кэмпбелл. Он представит мой случай профессору, который руководит клиническими испытаниями нового препарата. Я жуть как волновалась.

– Сядь и успокойся, доктора всегда опаздывают. А ты помнишь свой первый матч? – Мама надеялась отвлечь меня; спицы позвякивали в ее руках. – Помню, как я отвезла тебя, а ты сказала: «Между прочим, я собираюсь их всех обставить!»

Я засмеялась.

– Тогда мы еще не понимали, во что ввязались. Но мне очень нравились соревнования! И были они как вчера…

Наконец появился доктор Кэмпбелл. У меня тревожно забилось сердце. Он взял меня за руку.

– Как дела? – ласково поинтересовался он.

– Нормально. Нервничаю, – улыбнулась я.

– Удачи! – в один голос пожелали мне мама с папой. Папа скрестил пальцы.

Мы с доктором Кэмпбеллом прошли в конференц-зал. Я вздохнула. Возможно, теперь для меня начнется новая жизнь. Или не начнется. Но я хотела получить еще один шанс…

Два. Семя вот-вот даст росток

1985 год. Семнадцатилетний Борис Беккер выиграл Уимблдон. Мне тогда было одиннадцать.

Начались долгожданные летние каникулы, и вся наша семья была дома. Элен, старше меня на пять лет, Том, старше на четыре года, и мама с папой играли на соседском корте в парный теннис. Мы называли соседей «счастливчиками» – у них были теннисный корт и бассейн. Мой старший брат Эндрю остался дома и, дожидаясь результата выпускных экзаменов, нервничал.

Я подавала мячи, но в конце мне всегда разрешали поиграть тоже. Как это невыносимо – чего-то ждать; я в нетерпении стояла на краю корта, мне хотелось, чтобы у меня была своя ракетка, причем хорошая. Мне надоели эти деревянные «Слезенджеры» – все вокруг играли в основном ими.

Том капризничал, швырнул на землю ракетку. Мама с папой уже объяснили мне, что Том никогда не бывал на сто процентов нормальный – у него слабоумие. Он родился недоношенным и рос больным ребенком. Сначала чуть не умер, потом у него выпадали зубы, а еще с ним занимался логопед.

На Тома накатывали приступы дурного расположения духа. Я не понимала, как можно быть веселым, а через минуту злиться и плакать. Папа говорил, чтобы я держалась подальше от него и не дразнила, пока он не успокоится. Действительно, он всегда успокаивался, и жизнь продолжалась, будто ничего не случилось.

– Я не хочу играть, почему я должен играть? – кричал Том; его тщедушная фигурка металась по корту.

– Тогда я сыграю, – быстро нашлась я, устремляясь к нему.

– Нет, – зашипел он, и его голубые глаза сердито сверкнули. Я попятилась.

– Том, отдай ракетку Элис, не надо спорить, – устало попросил папа.

– Я буду играть, – заявил Том, прижимая к груди ракетку. – Я передумал.

Иногда я --">