Калле Каспер - Буриданы

налипшую на облезлую обивку шерсть, сел на теплое еще место и сразу убедился, что «расположиться поудобнее» все равно не удастся, спинка кресла была слишком далеко, чтобы опереться на нее, пришлось бы подвинуться вглубь сиденья, но тогда от пола оторвались бы ноги — короче говоря, это было одно из тех произведений столярного искусства, которые предназначены не для пользования, а чтобы быть выставленными напоказ. Интересно, откуда эти кресла взялись, может, какой-то предок привез из военного похода в Европу, подумал он. Коли так, им должно быть уже весьма немало лет, поскольку в последний раз российская армия столь далеко — до самого Парижа, забиралась добрую сотню лет назад. В блеске той большой победы нежились до сих пор, более поздние войны, правда, немного расширили пределы империи, но настоящей добычи и славы не принесли. Вот если бы удалось завоевать Константинополь…

Раздумья Алекса прервал жалобный скрежет: открылась боковая дверь, и в комнату вошел человек в длинном, до щиколоток, бордовом халате. Первое, что бросалось в глаза, его прямая спина, тем более примечательная, что человек был высокий, намного выше Алекса, и изрядно старше, лет шестидесяти, последнее доказывали редкие седые волосы и такая же… нет, не борода, недельная щетина. Однако, как отметил Алекс озабоченно, гордая осанка плохо сочеталась с прочими деталями внешнего вида, халат был заношен до дыр, у воротника прореха, из-под полы торчали тапочки, выглядевшие так, словно их сунули

в бочку с дегтем.

— Добрый день, ваше превосходительство!

«Превосходительство» не ответил, даже не посмотрел в сторону вскочившего Алекса, но не потому, что не считал гостя достойным ответа, казалось, хозяин просто находится не здесь, а где-то далеко, возможно, даже на другом континенте, а по разваливающейся мызе бродит только его тело. Пьян, подумал Алекс, но тотчас же в собственной мысли усомнился — человек не шатался, прошел к письменному столу шагами широкими и ровными. Медленно отодвинул «трон» от стола, сел, притом спина, несмотря на неудобство сиденья, осталась прямой, сел и только теперь поднял взгляд. Из овального, кажущегося гранитно-крепким черепа в сторону Алекса или, вернее, сквозь него смотрели два словно с трудом вбитых в кость больших серых глаза. В похмелье, решил Алекс, приметив налившиеся кровью белки глаз, но опять-таки полностью уверенным, что угадал, он не был, во взгляде отсутствовала свойственная подобному состоянию злоба. Вернее было сказать, в нем вообще отсутствовало всякое чувство, создавалось впечатление, будто этому человеку совершенно безразлично, что случится сегодня, завтра или послезавтра с ним или с целым миром.

— Располагайтесь поудобнее.

Знакомые уже слова чуть не вызвали у Алекса усмешку, но сказаны они были совсем иначе, не по-лакейски, а по-королевски; еще более сильное впечатление, чем слова, произвел глубокий низкий голос, шедший словно не из горла и даже не из груди, а из живота. Подобный Алекс слышал, когда из любопытства пошел на православное богослужение, только интонации попа были другие, певучие, а из уст этого человека слоги падали, может, и не как рубленые, но все равно четко отделенные друг от друга, словно цокот лошадиных копыт. «Господи, помилуй!» так не поют, но и «Артиллерия, огонь!» тоже не командуют, подумал Алекс, снова осторожно присев на край своего «трона». Скорее так говорят: «Играю ва-банк!» или «Соперники, к барьеру!»

— Я вас слушаю.

Как всегда в ответственное мгновение, Алекс мобилизовал все свое знание русского языка.

— Ваше превосходительство, меня зовут Буридан, Александр Буридан, я представляю собственную фирму, которая выращивает, покупает и продает семенное зерно. Ранней весной меня навестил некий господин, который представился как Борис Николаевич Ерин. Он утверждал, что работает управляющим имением и что хозяин велел ему раздобыть семена летней пшеницы. Когда я спросил, как он намерен заплатить, наличными или чеком, он ответил, что в данный момент у хозяина есть некоторые затруднения со свободными финансами, но что он — хозяин, конечно, — предлагает в уплату краткосрочный вексель, который готов погасить, как только урожай будет убран, или наличными, или натурой, то есть семенами, по моему желанию. Должен признаться, что я поступил неосторожно, доверившись этому человеку, в лице которого, как я

--">