Жак Шессе - И обонял Господь приятное благоухание

августовских отпусков перенести туда часть своей библиотеки. Было решено, что со следующего понедельника Мария Елена снова станет помогать мне. Стояла сильная, удушливая жара. Мы задыхались под раскаленной крышей. Мария Елена была в той же одежде, что и в прошлый раз, в день благоухания. Отсутствие воздуха, усиливающаяся жара делали ее еще более томной. В тот понедельник она сразу же уселась в кожаное кресло, обмахивая своей светлой полотняной юбкой блестевшие от пота ляжки. А запах — запах моря, меда и скрытого пота был сильнее, чем в прошлый раз, когда она покорила меня.

— Иди сюда, — тихо сказала Мария Елена, видя мое смущение. — Подойди как можно ближе ко мне и молчи.

Я послушался и прижался к ней.

— Теперь закрой глаза. И не дыши.

Я снова подчинился и, услышав шелест ткани, на минуту приоткрыл глаза.

— Не смотри!

Тихий скользящий звук, и ее палец коснулся моего лица, настойчиво надавив, нашел мои ноздри, прошелся по губам: запах! Мягкий, склизкий запах, который она оставила на моих губах.

— Тебе нравится? — затаив дыхание, спросила Мария Елена.

Я отчетливо помню, как встал на колени, а она схватила меня, пригнула к себе и, крепко держа рукой за затылок, прижимала, заталкивала в себя. Мое лицо и рот были в ней. Раздвинутые ноги сжимали мой торс, она поддерживала мой затылок, а я зарылся головой в ее пахучие ляжки, покоряясь тихому и властному голосу Елены.

— Вдыхай, вдыхай аромат!

Сегодня, вспоминая об этом, я думаю о святом Августине. «Как, — говорит святой, — эта реальность вошла в меня?» И он дает слово своему носу. «Ноздри говорят: если эти вещи благоухают, значит, мы их пропустили через себя». Ноздри святого Августина. Нос святого Августина. Что же такое сильное, колдовское мог вдыхать епископ Гиппонский, любимец ангелов, чтобы еще долгое время после своего обращения настолько сильно остерегаться этого запаха?!

IV

Стоял август, долгий месяц август, и аббат Нуарэ, которого я часто расспрашивал, но которому всего не говорил, по-прежнему побуждал меня изучать запахи. Точнее, он напоминал мне о них.

— Главное, не знать, чего ты ищешь, — настаивал священник. — Здесь, как и везде, — (при этом было ясно, что он имел в виду веру, когда слишком уверенные в себе люди лишают себя таинства Божия), — как только тебе кажется, что ты нашел ключ к разгадке тайны, ты утрачиваешь всякий шанс обрести истину. А что ты ищешь? — продолжал аббат. — Ты ищешь благоухание святости.

Аббат задумался, как будто внутренне переживая это таинство и долгое отправление веры. Потом поднял голову и посмотрел на меня ясными глазами.

— Но остерегайся слишком приятных и изысканных запахов, которыми будет соблазнять тебя дьявол, чтобы сбить с пути! От святых исходит приятное благоухание, ничего общего не имеющее с тем, которое ласкает твое жалкое обоняние, поддавшееся на земные соблазны.

В августе Мария Елена Руиз каждый день давала мне повод восхищаться прозорливостью месье Нуарэ. Должно быть, он глубоко изучил этот вопрос или лично проводил исследования в интересующей меня области, чтобы с такой мудростью и осмотрительностью предупреждать меня о могуществе моих жертв! Не стал ли я охотником, попавшим в ловушку своей собственной добычи? И запаха своих жертв? Запах Марии Елены Руиз, легко просачивающийся в разум и плоть своего охотника, который скоро станет ее порабощенной жертвой и не захочет слушать предупреждений священника.

— Зависимость! — воскликнул аббат Нуарэ, с отвращением произнося это слово, от которого дрожал его рот. — Зависимость от порочного запаха отбивает самый тонкий нюх, закабаляет душу и убивает ее сильнее любого наркотика.

Но я уже был околдован и глупо улыбался наивности месье Нуарэ, перемежавшейся с глубокими знаниями об искушении. Тогда, будучи его учеником, я еще был уверен, что никогда не попадусь в пленительную ловушку! К тому же я видел, с какой ловкостью Мария Елена всегда оказывалась на моем пути — дома, в церкви, в часовне и даже в администрации церкви под предлогом, что помогает матери или идет к ней. Итак, я постоянно сталкивался с ней, мы останавливались, и ее запах тут же затуманивал мой разум, проникая мне в сердце, в живот; я закрывал глаза, затем открывал их, Мария была передо мной, меня укачивало в ауре ее звериного запаха, сока и теплого меха, который охватывал и губил меня. Я сам животное! Но разве мы не уподобляемся зверям, --">