Гийом Мюссо - Девушка и ночь

– Мне кофе, пожалуйста. Двойной эспрессо.

Подумав мгновение-другое, я решил окунуться в прошлое, вызвав в памяти призрачный образ Винки:

– И вишневую колу со льдом и соломинкой.

Тут мне показалось, что один из Валентини вроде бы признал меня. Мои родители директорствовали в Сент-Экзе с 1990-го по 1998 год. Отец руководил лицеем, а мать заведовала подготовительным отделением, на основании чего они пользовались служебной жилплощадью на территории кампуса. Поэтому я был здесь частым гостем. В обмен на пару-тройку бесплатных заходов в «Уличного хулигана» я иногда помогал Дино убирать в подвале или готовить его знаменитый замороженный заварной крем, рецепт которого он унаследовал от своего папаши. Покуда его жена все так и сидела, впившись глазами в газету, старый итальянец получил от меня деньги и подал мне напитки, но при этом в его усталом взгляде не мелькнуло ни искорки.

Три четверти зала пустовало, и это было удивительно, тем более для субботнего утра. В Сент-Экзе немало учеников жили при лицее, и в мое время большинство из них оставались там и на выходные. Воспользовавшись этим обстоятельством, я направился к нашему с Винкой любимому столику – последнему, в самом конце террасы, под благоухающими ветвями сосен. Поскольку звезды тяготеют друг к другу, Винка всегда предпочитала сидеть лицом к солнцу. С подносом в руках я сел на свое обычное место – спиной к деревьям. Поставил перед собой чашку с кофе, а стакан с вишневой колой водрузил перед пустовавшим стулом напротив.

Из динамиков лилась старая популярная песня группы R.E.M. «Теряю веру» – слушая ее, многие думали, будто она про религиозную веру, хотя на самом деле в ней говорится про горькую, неразделенную любовь. Про то, как парень в отчаянии кричит любимой девушке: «Эй, гляди, вот он я! Ну почему же ты меня не замечаешь?» В этих словах – вся история моей жизни.

Слабый ветерок слегка трепал ветви деревьев, солнце освещало покрытые пылью половицы. За несколько мгновений случилось чудо, и я перенесся в начало девяностых. Прямо передо мною в пронизывающем ветви деревьев свете возник призрак Винки, и до моих ушей донеслось эхо наших воодушевленных разговоров. Она с увлечением рассказывала мне про «Любовника»^[6] и «Опасные связи»^[7]. А я в ответ расписывал ей «Мартина Идена»^[8] и «Любовь властелина»^[9]. За этим же столом мы обычно часами обсуждали фильмы, которые смотрели вечерами по вторникам в кинотеатре «Стар», в Каннах, или в «Казино Антиб». Она была без ума от «Пианино»^[10] и «Тельмы и Луизы»^[11], а мне нравились «Ледяное сердце»^[12] и «Двойная жизнь Вероники»^[13].

Песня закончилась. Винка надела солнцезащитные очки «Рэй-Бэн», втянула через соломинку глоток колы и подмигнула мне из-за цветных стекол. Ее образ поблек, а потом и вовсе пропал, подведя черту под нашим чудесным отступлением.

Мы уже не томились под беспечным зноем лета 1992 года. Я остался один-одинешенек, мне было грустно и с трудом дышалось после погони за химерами утраченной юности. Я не видел Винку вот уже двадцать пять лет.

Впрочем, ее вообще никто не видел вот уже двадцать пять лет.

3

Такова официальная версия.

Я достал из кармана статью из «Нис-Матен», которую перечитывал уже раз сто. За внешней обыденностью в ней скрывались сведения, повлекшие за собой драматические последствия, которые ставили под сомнение то, что все уже знали об этом деле. Сегодня принято уповать на правду и открытость, но правда на поверку редко бывает таковой – и в этом конкретном случае она не сулила ни умиротворения, ни безутешной скорби, ни истинной справедливости. Правда обещала только беду, погоню и клевету.

– О, простите, мсье!