Николай Бойков - Берега и волны

от смертельного укуса жизни? «Чем здоровее и длиннее жизнь, тем серьёзнее будут архангелы, которые придут за тобой!» — пошутил бы, наверное, Эдька, с улыбкой со дна моря. Тогда, на прощанье, поддерживая остатки безвольно раздавленной руки, он даже улыбнулся и просто сказал, что сейчас ему лень подниматься и лезть в аппарат:

— Жить надо там, где ты есть, дружище! — и добавил, — пусть эти слуги ада меня здесь поищут…

Возраст и названия болезней вытолкнули Боба на берег, как пробку из бутылки шампанского — с правом ношения морской формы и с почётом в благодарственной рамочке. «Благодарность морского ведомства — это ещё не эпитафия на могиле», — пробовал он смеяться. Ходить ему было трудно, но его исправно возили по новым местам: больницы, курорты, комнаты, в которых не было фотографий его семьи и жизни. А были ли они?

Теперь это был хоспис со странным названием «Ласковые дни».

Доктор, русский еврей из развалившегося Союза, был чем-то похож на Эдьку, возможно, это объясняло согласие Боба остаться, когда на вопрос утомлённой заботами дочери:

— Папа, ты согласен остаться здесь?

Он ответил словами Эдьки:

— Жить надо там, где ты есть.

Из окна комнаты было видно Северное море, дождливое или зелёное, с полосами пены или водорослей, или длинными рядами мелких бело-барашковых волн. Он не любил смотреть на море и опускал шторы. Широкая полоса прибрежного песка тревожила его, и он не ходил по берегу, боясь замёрзнуть.

Общение с русским доктором началось и закончилось двумя фразами:

— Я всю жизнь был натовским моряком и приближался к вам под балтийским водами, готовый к действию, как торпеда, док.

— Вот мы и сблизились. Дайте мне пощупать ваш пульс. Успокойтесь и нащупайте мой. Видите, когда вы не в подводной лодке, а я — не на прицеле у вас, мы совсем одинаковые. А все остальное — выдумки психов, военных и медицинских. Поверьте мне, офицер!

Терапия, как любил объяснять док, сводится к тому, что любая болезнь, а тем более — хроническая, это боязнь видеть себя не таким красивым, каким бывал ты прежде, белозубым и весёлым. Поэтому, говорил он, пациенты, особенно — женщины, должны избегать фото-фона молодых оболтусов, избегать общения с надменными родственниками — это, по его мнению, поможет не замечать своих физических отклонений, колясок и палочек, трясущихся рук и подбородков и почувствовать себя совершенно комфортно среди равных в ходьбе и зрении. «Суета жизни и громкие крики высасывают из вас соки желаний и покой скромных радостей, господа. Призывы луны и томление ласки — вот верные признаки равновесия и здоровья. Жить надо долго и счастливо», — говорил док.

Боб не очень доверял русским, потому что не понимал их поступков. Он запомнил мальчишку и девочку, которые нашли его на берегу. Русский мальчик что-то сказал ей, и она послушно легла рядом с подводником на холодный песок и стала прижиматься горячим маленьким тельцем. Он поверил её теплу и уснул. Проснулся он в русском госпитале и узнал, что эта девочка спасла его своим дыханием. «А мальчик? — спросил он. — Мальчик подорвался на мине, когда бежал сообщить о подводнике».

Больше он их не видел и не думал о них. Это было похоже на теорию доктора: если не видеть людей на ногах, можно поверить, что ты и родился в коляске. Если не знать русских, их можно пугануть торпедой как вороньё палкой.

С рассветом уходят сны и приходят мысли. Сколько ещё осталось? Доктор говорит: «Пульс у нас одинаков, а это значит, что мы оба больные или оба здоровые. Как вам больше нравится, офицер? Нравиться быть здоровым? Представьте, и мне тоже». И смеётся как Эдька, когда тот брал кружку пива рыжеватой рукой.

Боб уже сторожил хосписа и знает всех. Новички появляются редко. Возможно, причиной тому жёсткое правило доктора — никаких родственников и посторонних. Наверное, это оправдано. Во всяком случае, практика его теорию оправдывает. Первый раз, когда шумные богатые родственники приехали и прорвались к милому старичку из двенадцатого номера, любившему танцевать после ужина блюз со старушкой из пятого, все закончилось её слезами и выносом мебели и вещей покойного. Конечно, всё было сделано тайком от пациентов, но никто из них не спал в ту ужасную ночь.

Второй случай произошёл совсем недавно: команда телерепортеров пыталась устроить --">