Ольга Владимировна Абакумова - Мелодии вечного сна

самоотверженная. Потому что на десять девчонок по статистике девять ребят. Нашлась и на его долю. Ругать, обстирывать, мыть, ну и обмывать, конечно, выгуливать, драться, кусаться… Не выдержал. Сбежал. Снимал углы у старух. Между прочим, художник, и деньги водились, да все перевелись. И девки вешались, да так и обломились все. Это уже Старуха размышляла, задумчиво расставляя чашки по местам в серванте.

Последняя новость от Веньки — дворник убогий. А она-то думала, может, на работу устроит.

* * *

Старуха старательно пятилась задом, неумело орудуя тряпкой. Вахтер Венька с интересом наблюдал, как аппетитная попка в яркой цветастой юбке медленно, но верно, приближалась к его вахте. В прошлом — главный инженер-конструктор, Венька и на посту все что-то изобретал да конструировал, мысленно, правда.

Схемы, конструкции, инструкции… Мимо мелькали чьи-то лица, силуэты, анкеты, паспорта… Он смотрел на них мельком. Эта сторона человеческой жизни интересовала его меньше всего. Он зрел в корень, улавливал суть в сумятице и всевозможных спектаклях. Старуха причалила к его столу, на котором до рассвета горела белым пламенем писательская лампа.

Нет, он не писал — он читал, а лампа — так, для понту, и для свету. На вахте Венька перечел всю свою домашнюю библиотеку и взялся осваивать книжные лотки, благо под рукой, и справа, и слева от вахты, томились Кафка и Набоков, Битов и Пригов, Моэм и Пастернак, Камю и Сартр. Последним двум оказывал особый респект. За неприглядность и невыносимость. Со Старухой ходил на прогулки в близлежащий парк.

Старуха бесилась — маленький и хромой, а шагал так, что она, высокая и прямоходящая, едва поспевала. А в постели пугалась — уж больно большой… не по зубам… не по каким вообще… параметрам… Да и вообще — скандал за скандалом.

— Ну, у тебя и гордыня! — Венька, наконец-то, схватил Старухину суть, чем был весьма доволен. Так и есть. Старухой правит гордыня. Гордыня… Гордая дыня… Ха-ха… Труха…

В ответ на эти слова Старуха собрала свои вещички и была такова. Остался Венька с носом, то бишь с книгой…

* * *

— Вень, не бросай, — тоненько ныла Старуха в телефонную трубку.

— Я — в панцирь залез, — пробурчал Вениамин, — Вылезу, позвоню. Может быть.

Отбой. Старуха заревела.

— Чувствуешь уязвление и тя-а-а-а-гу-у-у… — провыла она в ответ на дочино «что случилось?».

Больше не случалось ничего. Время текло не сквозь-насквозь, а мимо. Время шло и шло, торжественно и необратимо, неощутимо и божественно. Старуха долго не старела, в силу такого вот договора со Временем. Постепенно, однако, теряя силы и статус: из редакторов — в корректора, из корректоров — в архивисты, из архива — на множительную технику, от размножения — к уборке уборных и прочих нечистых мест, из уборщиц — в копировальщицы. Зато — отдельная комната, что же что без окон, а копир воняет, как навоз, зато дверь есть — всегда можно открыть, правда, заходят разные непрошеные гости, вроде друга-врага Вальки, длинноволосого, склизкого блондина, которому, ежели вздумается «поболтать», у Старухи стоял наготове стул.

Валька садился на стул, нога на ногу и молчал. Старуха тоже молчала. Так они молчали какое-то время, потом Старуха начинала разговор, не молчать же до бесконечности, так и врага нажить недолго.

— Как дела, Валь?

— Да ниче, — лениво отзывался слизняк, наблюдая за процессом копирования, — работу вот всю переделал, делать нечего. Отдыхаю теперь.

— Ну, отдыхай-отдыхай, — терпеливо поддерживала беседу выносливая Старуха, высасывая разговор из пальца.

— Жена-то как?

— Да ниче, — хмыкал Валька, начиная ерзать на стуле, — гороскопы пишет.

— Ну пусть пишет, — назидательно откликалась Старуха.

— А дети как? — снова спрашивала она Вальку.

— Да ниче, — вяло отзывался тот, — учатся плохо.

— Это плохо, — делала вывод Старуха.

— Чего ж хорошего? — вторил ей Валька.

Так, слово за слово, отводил Валька душу со Старухой, а потом — вымещал на ней зло.

* * *

На пенсию Старуха вышла случайно, хотя втайне с рождения мечтала «отдохнуть», но всегда трудилась, как лошадь и папа Карло. Какой уж там отдых! Ей не снился он никогда. Снились лишь покойники, деды да бабки, иногда мать, уже старая, порой отец, тоже старый и больной. Но на покой она не собиралась — ее отправил Валька, который за болтовней дослужился до замдиректора --">