Игорь Поночевный - Алёшенька (детективная повесть)

впрочем, молитвы против беременности? Надо у Саввина уточнить.

— Какие дети, мама!? Ты с ума сошла?! Я с таблеток не слезаю. Ты хочешь, чтобы я хищника родила, или чужого?

— Ужас какой, доча!

— Хватит уже!

— Ничего, пешком дойдете.

— Виктор Фёдорович, так ведь через весь город…

— Не сахарные.

Гонюкович, заместитель Тараса Тарасовича, видом своим показал, что аудиенция окончена.

Опера вышли на крыльцо.

— Это он назло.

— Да, я знаю, — вздохнул Алёшенька.

Пришлось тащиться в прозекторскую пешком. А все дело в том, что Виктор Фёдорович люто, бешено ненавидел Алёшеньку. По причине совершенно идиотской. Алёшенька тогда был стажер и едва собирался устраиваться в уголовный розыск. Плохо изъяснявшийся ещё на земном языке, он пару раз назвал Гонюковича в его присутствии «Гавнюковичем». После того Виктор Фёдорович пошел на принцип.

«Я» — кричал Гонюкович, — «костьми лягу, а эту чебурашку со свету сживу». Отказывался ни в какую оформлять Алёшеньку на общих основаниях. «В нём, Тарас Тарасович, – сто тридцать один сантиметр. У нас такой рост уставом не предусмотрен». «Витя, мы же не за галочку работаем!» «Не могу, — в грудь себя бил, — увольте, но инструкции не нарушу. Закон есть закон!» Пришлось согласовывать назло зануде кандидатуру в Киеве. И всюду, где только мог, палки ему в колеса ставил. С утра ТТ умотал в Киев и Гонюкович остался за главного, вот, и лютовал, как водится: лишил оперов машины.

Паша с Алёшенькой шли с Еврейской по Молдаванке. Идти было где-то час. Две странные фигуры: будто отец с ребенком, которому зачем-то поздней весной, когда солнце – во всю, натянули меховую шапку на голову. Под горло Алёшенька намотал «арафатку», чтобы не смущать случайных прохожих тонкой зеленой шеей. Болтали, как обычно, о всякой чепухе. Паша всегда пользовался этой удивительной возможность порасспрашивать коллегу о необычном.

— А чего тебя не взяли ученым каким-нибудь? Профессором? Мог бы много чего нового рассказать нашей науке. Антигравитация там всякая. Вечный двигатель.

— А ты сам, Паша, много рассказал бы? Например, — Алёшенька вдруг остановился и посмотрел насмешливо на товарища, — если бы прилетел к марсианам?

— Конечно, — Паша воодушевился даже. — Я бы рассказал, что мы уже придумали теорию относительности.

— Ну.

— Что, ну?

— Ну, говори её.

— Кого?

— Теорию относительности.

— Е равно… Эм равно…

— Ну, вот, то-то же. Так и я. Ни бэ ни мэ.

Алёшенька был в морге на Академика Воробьева несколько раз. Там работала Галя, судмедэксперт. Метров за сто Алёшенька забеспокоился. Вообще, к интуиции Алёшенька относился более чем скептически, считая её совершенно ненаучной чепухой. Но именно интуиция была развита у него сверх всякой меры.

— Бежим! — крикнул он Паше, и понесся вперед.

Ходил Алёшенька медленнее людей, но, вот, бегал…

Он ворвался на крыльцо, с которого санитары спорхнули, как стая снегирей. Дверь одна. Вторая. Мимо охраны, под вертушкой. Паша застрял. Налево. Направо. Дверь. Странное ощущение все сильнее и сильнее вело его вперед, как кошку – валерьянка. Он влетел в прозекторскую. Галя сидела на стуле, держа у носа алый уже платок. На кафельный пол из сжатых ладоней капала кровь.

— Привет, Алёшенька.

— Вызывай, Паша, скорую.

— Не надо скорую.

— Надо, Галя. Надо. Это – радиация.

В двери стал набиваться народ.

— Панове, всем выйти на улицу!

Паша вытолкал санитаров и судмедэкспертов. Алёшенька встал перед цинковыми ящиками и показал на один из них.

— Он здесь?

— Да, — сказала Галя удивленно.

— Что-нибудь извлекали?

— Вон, там, — еще более удивилась Галя.

Алёшенька аккуратно заглянул в стеклянную банку.

— Дай-ка, я его запру пока.

Он взял со стола крышку с резинками, и плотно притер её.

— Паша, всем надо срочно выйти. А Галю в больницу. Срочно. И нам будет нужен свинцовый контейнер. Точнее, не нам уже, а им. Как это называется? Радиационная безопасность?

На крыльце бузили люди в белых халатах.

— Граждане! Все срочно должны покинуть территорию морга! В радиусе, желательно, ста метров.

— Что это за чмо тут раскомандовалось? — выкрикнул какой-то солидный лысый мужчина в розовом пиджаке с золотой цепью поперек.

— Паша, объясни ему.

Полицейский вынул из подмышки пистолет, и ткнул бунтовщику в самый нос:

— Это тебе, блять, не чмо. Это – старший --">