Татьяна Булатова - Счастливо оставаться!

стоящие рядом абхазки. — Та-а-акой мущи-и-ина и не пьет!

В дискуссию наконец вмешалась Маруся:

— Не пьет, к сожалению. Только курит. Очень много курит наш папа, — пожаловалась она торговому люду. — Очень! Поэтому, когда поднимается в гору, все время бухтит и ругается.

Пришла очередь Виктора:

— Да успокойтесь вы, женщины.

Разговор поддержал пожилой абхазец:

— Слу-у-ушай, — обратился он к Виктору. — Каки-и-ие шу-умные, да-а-а?!

— И не говори, дед!

— Иди сюда! — Абхазец махнул рукой отцу семейства. — Купи у меня табак. Не хочешь? Тогда чай купи! Иди сюда, нюхай.

Виктор махнул рукой и стал быстро спускаться вниз, отчего рюкзак на его спине начал мерно подпрыгивать.

— Ма-а-ама! — заголосила Маруся. — Папа уходит! Па-а-апа! Я с тобо-о-ой!

Машка бросила мать на съедение торговкам и ринулась вслед за Виктором, поскальзываясь в сланцах на гладких камнях монастырской тропы. Зафиксировав боковым зрением бегство дочери с поля рыночного боя, Тамара резко оборвала затянувшийся обмен репликами и зашагала вниз за своими.

Свои в этот момент прилипли к забору, за которым бродили изрядно плешивые куры и валялся черный щенок, вываливший прямо на землю свой розовый язык.

С животными здесь, в Абхазии, была просто беда. Коровы бродили прямо по дорогам и внешне напоминали больших собак, ищущих хозяина. Собаки бегали по тропическим зарослям и, завидев человека, даже не лаяли, видимо, опасаясь пинка в бок. Может быть, поэтому только у редких собачьих особей хвосты кольцами завивались вверх, а так все больше мотались между задними лапами. Все кошки, причем даже кормящиеся у пансионатской столовой, отличались исключительной худобой и вид имели довольно жалкий: мутные слезящиеся глаза, блеклая, свалявшаяся местами шерсть и обязательно какое-нибудь «ранение». Например, один из котов, облюбовавший столовское крыльцо, рожу имел перекошенную, а розовую губу — вывернутую: место для нижних клыков в его пасти пустовало.

— Это бойцовский кот! — безапелляционно заявил Виктор, увидев бандитскую морду котяры.

— Почему? — переспрашивала Машка.

— Я знаю, — заверял ее отец, и на его лице появлялось таинственное выражение.

— Откуда? — продолжала допрос Маруся.

— Неважно, — отвечал отец и становился еще загадочнее.

— А этот, Ви-и-ить, как тебе? — кивала головой Тамара в сторону черно-белой животины без уха. — Тоже бойцовский?

Виктор, чувствуя подвох в словах жены, деловито сдвигал брови, не поддаваясь на ее провокации. Казалось, весь его вид говорил только об одном: «Да, мол, даже не сомневайся — в этих вопросах у меня огромный жизненный опыт». Тамара ехидно поджимала губы, поднимала брови. А Маруся верила от души, изо всей силы, со всем своим детским простодушием и всякий раз пыталась стащить с тарелки свою порцию колбасы для поддержки братьев наших меньших, проводящих время в перерывах «между боями».

— Мама! — провозглашала Машка на всю столовую. — Мою колбасу не ешьте. Это для пусеньки. — Пусеньками она называла абсолютно всех представителей местной фауны, невзирая на их размеры и предназначение.

— Машенька, у нас свой вечно голодный пусенька. Пусть папа съест.

В этот момент Виктор одобрительно смотрел на заботливую Тамару.

— Съешь, Витюша. Сделать тебе бутерброд?

— Это нечестно! — Машка отважно прерывала родительское воркование. — Это нечестно! Это моя порция — оплачено! Значит, я могу ею распоряжаться по своему усмотрению.

— Разумеется, — соглашалась Тамара, но при этом назидательно добавляла: — Но все-таки сначала лучше предложить папе.

— Я так не думаю, — доверительно сообщила Маруся.

— Почему это? — оторопела мать.

— А потому это, мама, что папа никогда ни от чего не отказывается: ни от чего ни-ког-да!

— Ну и что? — сопротивлялась Тамара.

— Ну и то! Папа — разумное существо, — выдавала Машка формулировки из учебника по «Окружающему миру» третьего класса. — А это значит, что он сможет о себе сам позаботиться, — в Тамарину бровь влетел очередной семейный лозунг. — А животные, мама, ты сама говорила, — «твари бессловесные» и «заботиться о них — наша человеческая обязанность»! Поэтому я не разрешаю папе есть мою колбасу. Я отдам ее Уху. Это, между прочим, называется доброе дело… Кстати, ты тоже можешь сделать доброе дело, — предложила отцу Мария, воодушевленная собственной речью. — Ты можешь отдать свою колбасу --">