Николай Карпов - Сияние

плотина, столь тщательно воздвигнутая мной. И время понеслось со скоростью света. Душа моя раскрылась, стала совершенно беззащитной. Я совсем забыл кто я, где и как мне следует себя вести, — Видел только Ее одну во всем пестром, не менее прекрасном окружении, — словом, «затоковал». Помнишь, было у нас такое выражение. Я действительно был, вероятно, со стороны похож на старого глухаря, которому давно пора помереть естественной смертью, а он туда же — выскочил ранним утром на поляну и бормочет, бормочет свою песню среди насмешливой толпы своих сородичей… К чести своей скажу, что хоть на работе это не сказалось. Я словно и тут окрылился и делал все на взлете. Но причина здесь та же — все, что я говорил, казалось бы, для всех, было обращено к Ней, к Ней, к Ней… «Свет сошелся клином», и меня понесло, понесло, понесло, как малую щепку к водопаду…

А водопад все приближался… Заканчивалась практика, и я гнал от себя мысли об этом — хотелось, чтобы этот сон, это опьянение длилось вечно и вознаградило меня за все, что было прежде дурного в моей жизни, вернее за то, чего в ней не было.

Дома я какое-то время был опустошенным. Ничего не хотелось, мысли текли вяло и безразлично. Я целыми днями лежал на своей рыжей тахте и смотрел через окно в небо. Что ни говори теперь, вижу — в нашем возрасте такое напряжение духа не проходит бесследно. Так продолжалось недели две или три, а потом я написал Ей. И началось, началось все снова — Она мне ответила. Началась переписка. Она была неосторожна, или Ей было в диковинку такое — вдруг взять и ответить незнакомому, в сущности, человеку. Но в письмах Ее мне начало чудиться движение навстречу, — слабое, еле слышное и еле зримое, но навстречу… И я погиб вторично и теперь уже окончательно — написал и послал Ей стихи, где каждое слово дышало Ею, молило о любви… Так прошел целый год в переписке. Было все: и краткие размолвки, и примирения, но все это приглушенно все-таки и сдержанно. Но свет от Нее шел иногда со вспышками, как слово «дорогой», обращенное ко мне в одной поздравительной открытке. То был взрыв, разбросавший по сторонам мнительность, сомнения, неверие. И я стал ждать, ждать Ее приезда — хотел теперь большего видеть Ее, говорить с Ней наедине, чтобы Она все сказала мне и о себе, и обо мне… Ты — я уже чувствую — усмехаешься: знаем мы эти разговоры по душам, когда за ним стоит одно-единственное желание — затащить предмет, излучающий сияние, в постель… Поверь мне, это гораздо сложнее, не так примитивно, а совсем по-иному. Разве страсть к любимой не затрагивает лучших струн души нашей, не преображает нас?

Я не буду тебе подробно говорить, как я сумел в казенном доме, находясь все время на виду, пригласить Ее к себе, как я осмелился это сделать. Скажу только, что это было мучительно. Но еще мучительнее было потом ожидать Ее. Я назначил Ей два срока вечером и утром. Сразу после приглашения поехал домой и стал Ее ждать. Вначале меня охватил страх за содеянное. Я сам себе казался чудовищем, не подумавшим о Ней, о том, каково Ей принимать или не принимать это приглашение. Ведь сейчас, увы, почти всегда такое приглашение означает лишь одно, и Она могла оскорбиться. Так прождал я до глубокой ночи. Вечером Она не пришла. Оставалась теперь надежда на утро. Встал я рано, выпил кофе и стал опять ждать. Прошло уже много времени — часа два как Она могла приехать, и мне стало вдруг страшно, что Она не приедет. Душа опустела, стало тихо, пасмурно, безнадежно… Я даже подумал — а может быть, все и к лучшему, но тут раздался звонок. Он был нервным, чувствовалось, что звонит человек, сдерживающий свое волнение. Впрочем, согласитесь, в любом кругу это выглядит предосудительно — женщина идет на уединенное свидание к пожилому женатому мужчине в его пустую квартиру, да еще к своему преподавателю…

Все еще не веря, что это Она, я открыл дверь, впустил Ее в прихожую и тут же запер дверь. Голос мой, вероятно, был ужасен от волнения, руки дрожали. Я повел Ее в свою комнату и тут же, не опасаясь показаться хамом, вышел на кухню покурить. Успокоился, пришел к Ней, и мы сели друг против друга, и я смотрел на Нее и долго не мог вымолвить ни слова… От Нее шло сияние, мягкое женское сияние, и мне казалось, что меня обволакивает оно, как облако, и уходит куда-то вся моя нескладная жизнь, моя, ставшая постылой, работа, мои мучения и болезни и остается одна Она, — сидящая передо мной спокойно женщина, способная меня окрылить и утешить одним своим --">