Юрий Дмитриевич Бедзик - Этаж-42

Цветы на клумбах перед управлением пожухли. В тени под осокорем стояла машина Гурского, и водитель, откинув назад голову, утомленно дремал. Неподалеку в цехах завода слышалось гудение стана, пахло цементной пылью, раскаленным железом.

В приемной было пусто, и Петр растерянно огляделся. Где же Полина? В пишущей машинке белел заложенный листок, фраза была не закончена, оборвана на полуслове.

Отворилась дверь из кабинета главинжа. Оттуда донесся раздраженный голос Гурского, и в приемную вышла полная, уже немолодая женщина с белыми крашеными волосами. Села за столик, потянулась небрежным жестом к телефону. В груди у Петра похолодело.

— А где Полина? — спросил он несмело.

Женщина ответила низким голосом, что она здесь уже не работает, уволилась. Неторопливо набрала номер и соединила кого-то с Гурским.

Петр молча постоял еще мгновение, с тоской оглядел приемную. Куда же ему теперь?

Медленно прошелся по комбинату. Зашел в цех поглядеть на новый стан Козлова. Вот где начинается настоящее дело, вот где будет взят разгон. Вид нового стана, новехонького, только что смонтированного, только что опробованного, сосредоточенные лица рабочих, мастеров, технологов, веселый лязг металла, запах нагретого бетона — все это немного отвлекло его от гнетущих мыслей.

Особенно обрадовали слова комсорга Обрийчука, атлета с детской улыбкой на румяном лице, который, дружески обняв Петра за плечи, кивнул на новый стан-конвейер и загадочным тоном проговорил:

— Вот на нем и проверим, чего стоит твой дипломный проект. Может, красная ему цена — только пять звездочек армянского.

Это он, видимо, намекнул на пиршество в лесу над Днепром, куда сам почему-то не поехал. Возможно, был занят срочным делом. А возможно, по другой причине.

Петр оживился, даже грусть куда-то улетучилась, и он подумал о своей защите как о начале нового пути, который лежит перед ним и по которому он пойдет с надежными друзьями. Захотелось заглянуть на свой объект, к Найде, пусть ребята узнают, что тут, на комбинате, дела ого-го!

Неожиданно он столкнулся с Чернявской. Она была в кружевной белой блузке, с высоко взбитой прической, на лице приветливая улыбка. Не иначе как сегодня будет где-то выступать, подумал Невирко, польщенный тем, что такая представительная особа обратила на него внимание.

Она пригласила Петра в партком, усадила его на диван, внимательно, с явным благожелательством оглядела его складную фигуру в полосатой рубашке с короткими рукавами.

Вошел Обрийчук, обрадованный тем, что застал Невирко.

— Он уже видел новый стан, — сообщил Обрийчук Чернявской, присаживаясь к приставному столику. — Верно, возражать не будет…

— Это против чего же? — удивился Петр и вопросительно посмотрел на комсорга.

— Тут одна идея возникла, — сказала Чернявская, незаметным движением поправляя свою пышную прическу. — Все началось… ну давай, Микола, лучше уж ты. Выкладывай нашему дипломнику.

Идея представлялась интересной. Невирко и верил и не верил; казалось, что в жизнь воплощается волшебный сон, который не раз снился ему, когда дипломный проект сорокадвухэтажного здания был только замыслом. Комбинатская комсомолия, однако, решила перейти от замысла к делу. Начало есть: разработанный Петром Невирко принцип, а также опубликованная статья, вызвавшая острую дискуссию среди строителей страны. Комбинат связался со строительным институтом, получено обещание, что доцент Голубович (после операции, конечно) будет курировать внедрение проекта в жизнь. И наконец, для окончательного воплощения проекта был выделен специальный экспериментальный участок, где бригадиром будет…

— Алексей Платонович! — с жаром подсказал Петр.

— Угадал. Работать будет весь ваш сплоченный коллектив. Но работать продуманно, без шума. Надо быть готовым к трудностям. На первых порах возможны и срывы, и разочарования…

— Надеюсь, обойдемся без разочарований! — решительно проговорила Чернявская.

— Одним словом — нас поддерживает партком, — кивнув на Чернявскую, весело заявил Обрийчук. — Ведь вы «за», Валентина Дмитриевна?

— Если без разочарований, то «за», — дружески улыбнулась Чернявская.

— Значит, в бригаду, Петр Онуфриевич! К своим! Там и начинай артподготовку.