Ильдар Ханифович Гайнанов - Синица за пазухой. Рассказы и новеллы о войне и не только

немецких солдат и офицеров. Только умер брат давно, ещё в 56-м, молодым. Я его видел только на фотографиях. В детстве цыганка по руке ему нагадала яркую, но короткую жизнь, а Габдрафику абы предрекла долгую. До 86 лет. И ведь не соврала! «Я как заговорённый был, – сказал он. – Бежим вперёд в атаку, ребята падают слева и справа, а мне хоть бы что!»

Он вообще-то сам ничего не рассказывал о войне, но на вопросы отвечал не тая. За несколько посещений он мне поведал о ряде историй и эпизодов, которые я хотел бы здесь оставить. Для простоты свёл в один рассказ.

Мы сидим за столом, в рюмках водка, на столе нехитрая закуска. Просто, но от души.

– Габдрафик абый, мне говорили, ты на войне был разведчиком и побывал в плену у немцев, но с честью вырвался. Расскажи, как это было.

– Я не сразу стал им. На фронте с 1943-го, с осени, сперва был в пехоте, потом ранен, госпиталь. Вернулся, определили в разведку. Дело было в Восточной Пруссии в марте 45-го. Нам поставили задачу взять языка. Накануне ночью сапёры разминировали проход на нейтральной полосе, ночью после полуночи мы поползли к немецким окопам. Нас было трое в группе захвата и группа прикрытия – их задача в случае неудачи ворваться в немецкие окопы и отбить нас, чтоб к немцам не попали. В группе захвата старшим был мужчина лет 40-ка, мы его "дядя Ваня" звали, я, и ещё один, я его плохо помню. Мы преодолели нейтральную полосу и затаились невдалеке от немецких траншей. Лежали долго, замёрзли, хоть и Германия, а лужи ночью льдом покрывались, и не встанешь ведь в полный рост, не попрыгаешь, не поприсядаешь!

Где-то в час-полвторого послышался храп из пулемётного гнезда, мы решили, что пора и двинулись вперёд. Война для всех одинакова, что для нас, что для немцев. Учишься просыпаться мгновенно от любого шума. И наш немец-пулемётчик, здоровенный такой амбал, сразу проснулся, только мы к нему подобрались, и стал кричать. Мы на него набросились, пытались скрутить, а он одного отшвырнул, другого отопнул, упирается, словом. Время упущено, со всех сторон стали солдаты сбегаться, схватили нас, стали бить. А наши-то, что в прикрытии, видать, струсили, не вмешались. Я видел, как дядю Ваню окровавленного проволокли мимо меня, третьего живым больше не видел, самого меня скрутили и потащили в штаб. Так я из охотника за языками сам в языка превратился.

Штаб (видимо, батальона) располагался в 2-хэтажном здании в тылу. Меня завели на второй этаж в комнату, где сидели немецкие офицеры, стали допрашивать. Я решил прикинуться дурачком, меня спрашивают по-русски, я отвечаю по-татарски, мол, русского не знаю, ничего не понимаю. Били они меня, били, потом надоело и старший офицер ударил в затылок рукояткой пистолета, я потерял сознание.

Очнулся в подвале того же дома от ведра холодной воды. Голова гудит, ноги подкашиваются. Комната тёмная, есть маленькое зарешеченное окно на уровне земли, видно ноги проходящих мимо строем солдат.

Открылась дверь, меня вывели наружу, повели по улице куда-то два вооруженных сопровождающих. Сначала я думал, что расстреляют, но потом решил, что нет, видимо, дальше отправляют, в тыл, в штаб полка или дивизии, может. На очередной развилке солдаты разделились, предварительно о чём-то поговорив. Видимо, посчитали, что я не опасен: молод, избит, запуган. У второго нашлись неотложные дела, и он пошёл по ним, а у меня появилась надежда.

Через некоторое время мы присели отдохнуть. Он закурил, я жестом попросил папироску, он поделился, я спросил огоньку. И тут мне повезло, он зажёг спичку и протянул мне огонёк, прикрывая его второй ладонью от ветра, я схватил его за обе руки и бросил в кювет, сам покатился следом. Мне повезло ещё раз: я оказался наверху. В кювете стояла вода, я схватил его за голову и погрузил её в воду, некоторое время он пытался вырваться, потом затих.

Переодеваться в его форму не было смысла. Мокрая, не по росту, да и по-немецки я не шпрехаю, поэтому взял его винтовку, патроны, тело спрятал в кустах. Пошёл в обратном направлении вдоль дороги кустами, прячась при появлении людей. К вечеру дошёл до линии фронта, подыскал себе место повыше и поукромнее, да поближе к окопам, чтобы затылки немецкие видеть, и стал ждать ночи. В темноте немцы пускали время от времени ракеты и стреляли в нашу сторону, я этим и воспользовался. Как только пустят они очередную ракету, я прицеливаюсь в какой-нибудь затылок, ракета начинает гаснуть, я нажимаю курок. Следующая ракета – этого затылка уже нет, я целюсь в --">