Дарья Вячеславовна Морозова - Цвет: фиолетовый

В её глазах загорелся странный огонь, и в эти минуты она выглядела опасней, чем два вооружённых военных у двери.

– Я знала! Я знала, что он не мог оставить нас! Что он не забыл нас! Господи, спасибо, что не дал мне плохо подумать о нём! Боже мой… Но почему же в посольстве говорили обратное?

– Потому что есть приказ, и они были обязаны ему подчиниться, если хотели есть-пить и хорошо одеваться. Ни одно приглашение не было предъявлено.

– Ясно… – Елена снова сделала глубокие вдох и выдох, набираясь спокойствия. – Тогда всё ясно. Тогда получается, что вы сами вынудили меня ко всему этому…

– Следите за своим языком! – предупредил следователь и погрозил пальцем.

– Простите… так вот… Я стала сдаваться, не видела смысла всё это продолжать. И вот тогда-то появился он.

– На прошлом допросе Вы показали, что не знаете его имени. И фотопортрет дан весьма общий. Вы желаете что-то изменить в своих показаниях? – прервал её мужчина, роясь в бумагах.

– Нет. – Твёрдо ответила она. – Я всё сказала. Меня не волновало, как его зовут и какие цели он преследует.

– Но Вы же догадывались, верно? Не могли не догадаться!

– Да, он предложил отличную цену за то, чтобы у меня хватило стойкости не задавать очевидные вопросы.

– Так что именно он хотел?

– Это тоже есть в стенографии первого допроса. Мы можем сэкономить время…

– Здесь Я решаю, на чём мы будем экономить время, а на чём нет. Это Вам ясно? И потом в Вашем положении даже выгодно тянуть время, с учётом сложившихся обстоятельств.

– Говорите уж открыто – моей казни. – подбодрила его женщина. – Чего уж словоблудить?

По очередному кивку следователя, женщину больно ударили прикладом по пальцам. Она взвизгнула и скрючилась.

– Итак, что хотел тот мужчина?

– Он… Он хотел записать кого-то мне в мужья…

– В обмен на…?

– На еду для детей и лекарства для матери. Он обещал, что за всё время этого замужества раз в неделю мне будут присылать коробку с провиантом и таблетками. Если бы мне что-то понадобилось, мне надлежало вывесить рисунок этого за окошко.

– И условия сделки выполнялись Вами? И этим шпионом?

– Да, у моих детей появилась еда, одежда, обувь, даже карандаши и бумага. Книги со сказками. Лекарств для мамы было достаточно. Я вздохнула с облегчением и стала молиться, чтобы этот человек, которого записали в мои мужья жил подольше.

– Сколько это продолжалось?

– Полгода.

– И всё это время вы не знали ни имени, ни фамилии этого человека?

– Нет, – женщина уверенно покачала головой. – Мне это было неважно, никаких бумаг мне не дали.

– И что же случилось потом?

– А потом однажды за обедом ворвались ваши люди и притащили меня сюда. Полагаю, что остальное есть в этой папке.

– Мдааа, не густо, – разочарованно протянул следователь. – Мы могли бы и дальше продолжить пытки, но я не вижу в них смысла. Пожалуй, на этом мы закончим.

– Как вам будет угодно, – хмыкнула Елена.

– Напрасно, Елена Дмитриевна, бодритесь. Вот, например, Вы знаете, кто именно помог нам вас разоблачить?

– Да, – к нескрываемому удивлению следователя прозвучал ответ ровным голосом. – Это мой сын. Я не хотела замечать его намерений, мне следовало уделить ему больше времени, всё прояснить, но мне всё казалось, что это может подождать. Что на разговоры по душам у нас ещё будет время. Жаль… Но я полагаю, теперь государство поддержит его как борца с предателем, верно?

Следователь помедлил с ответом, прикидывая в голове что-то.

– А я был уверен, что Вы – умная и проницательная женщина. Весьма досадно, что столь же глупая и безрассудная. Последний раз спрашиваю, Вам есть, что добавить к своим показаниям?

Елена, поджав под себя ноги, упрямо помотала головой.

– Ну что ж… Уведите!

Её рывком подняли и почти потащили за собой вон из комнаты. Из короткого коридора женщину вывели на вечернюю улицу и толкнули к бетонной стене, покрытой брызгами крови и воронками от пуль. Она нашла в себе силы выпрямиться и прижаться спиной на последнюю опору в своей жизни, мысленно читая молитву.

Её стражники прицелились, Елена непроизвольно зажмурилась, ожидая выстрелов, но совсем иной звук раздался где-то впереди и заставил её вздрогнуть всем тело и поднять веки.

– Мама!

К ней в чуть великоватых сапогах, старом шерстяном тёплом платке, перевязанным крест-накрест на груди, бежала её дочь – девочка 6 лет.