Таня Танич - Жила-была девочка, и звали ее Алёшка

республиканском конкурсе чтецов, настояв на том, чтобы я не углублялась в поездки-разъезды-конкурсы, а шла себе учиться, как нормальный ребенок. Быструю и раннюю славу добрый батька воспринял не как подарок судьбы, а как искушение, от которого меня следовало уберечь и всеми правдами неправдами вернуть обратно, в нормальное, обычное детство.

— Знаю я этих благодетелей! — не скрывая возмущения, говорил он своей помощнице, в то время как я, терзаясь тайной обидой на него и его решение, подсматривала в замочную скважину кабинета. — Как в поговорке, поматросят и бросят! Это она им вундеркинд и забава лет до десяти, потом вырастет, станет как все, и живи после этого, как знаешь! Нет, решительно, никаких конкурсов, так и напиши — по причине несовместимости со школьным образованием!

— Но Петр Степанович, это же выше, чем уровень гороно… Её же как представительницу области хотели направить.

— Ничего не знаю! Ничего! — сердито постукивая ладонью по видавшему виды столу, стоял на своем директор. — У них возрастная группа какая в конкурсе? От восьми до двенадцати лет! Алешка туда никаким боком не проходит! Ей в первый класс надо — и точка! Все, пиши отказ, пиши и нечего обсуждать!

— Петр… Степанович… — казалось, заместитель опасалась последствий этого письма больше сиюминутного гнева начальника. — Так неприятности могут быть… Закроют же…

— Кого закроют? Нас — закроют? Не смеши-ка ты меня, Лилия Ивановна! Нас двадцать лет уже закрывают! И что? Не на тех напали! Все, не хочу тебя больше слушать! Что за малодушие такое? Мало того, что дитё, как обезьянку таскают по всем местным конторам, нет, давайте ее в Киев, а потом в Москву вытянем и окончательно загубим жизнь!

Я не могла понять, о чем говорит Петр Степанович, и решила все по-своему: меня наказывают, зло, несправедливо, а значит, я на всех обижусь, перестану разговаривать, спрячусь под одеяло и тихонечко умру.

И пусть они порыдают над моей красивой могилкой. Да будет уже поздно.

На следующее утро вытянуть меня из-под горы покрывал, под которыми я добровольно схоронилась, не смогли ни уговоры нянечек, ни угрозы воспитателей. Ситуация еще больше накалилась, когда пришла ночная смена, не склонная церемониться с малолетними нахалами.

Лишь только вмешательство Петра Степановича спасло меня от насильственного извлечения на свет божий. Оставив негодующих педагогов за дверью, что было само по себе немыслимо — идти на поводу у зазнавшейся нахалки — он тихонько пересек нашу большую спальню и сел на мою кровать. Я, подглядывая за происходящим сквозь дырку в покрывале, напряглась и засопела. Все же, я любила нашего директора и чувствовала, что не смогу долго сопротивляться его мягким доводам и вкрадчивому голосу.

— Алеша, ты зря прячешься. Никто тебе ничего не запрещает. Если хочешь на конкурс, езжай на конкурс.

— Да? — из-под горы покрывал показалась моя растрепанная голова. Я ожидала всего, чего угодно — убеждения, укоров, воззваний к моему разуму и чувству взрослости, но только не этого.

— Конечно, девочка. Ты же ни в чем не провинилась, за что мне тебя наказывать? — угадывая мои тайные мысли, продолжил он, и я, движимая доверием вперемешку с любопытством, выкарабкалась из своего заточения, пододвигаясь ближе. — Вот только как нам быть со школой? Ну да ничего, не пойдешь в первый класс, подождем еще годик. Или два, если понадобится.

— Как не пойду? — даже подпрыгнула я. — Я хочу учиться!

— А зачем тебе учиться? Ты будешь другим занята. Будешь ездить на конкурсы, выступать. Тебе же это нравится?

— Нравится. Но учиться мне тоже нравится! Я не могу пропустить школу! Я же не лентяйка какая-нибудь! — вспыхнула я, вообразив себя, восьмилетнюю, в одном классе с малышней. Разница в целый год казалась мне едва ли не катастрофой.

— Конкурсы подождут! А учеба — нет! Я хочу в первый класс!

Петр Степанович улыбнулся, глядя на меня.

— Ну, раз такое твое решение, тогда у меня есть еще один сюрприз. Ты пойдешь не в обычную школу, а в специальную. В самую лучшую в городе. Ты же у нас такая одаренная девочка, — и он потрепал меня по волосам в порыве отческой нежности. — Правда, школа далеко отсюда, уж не знаю, чем думали те, кто направлял тебя… — Петр Степанович смущенно прокашлялся, осознав, что вслух беседует сам с собой. — Так что, вот такой нам подарок от отдела образования! Говорят, у них там английский с первого класса, --">