Клаудио Магрис - Дунай

глубокомысленные изречения, вырезки из газет, объявления в трактирах и приходских церквах. «Souvenirs, impressions, pensée et paydage pendant un vouage en Orient»^[3] — так называется одно из сочинений Ламартина. Чьи впечатления и мысли? Когда путешествуешь в одиночку, а это случается слишком часто, приходится за все платить самому, но порой жизнь бывает добра и позволяет тебе поездить и посмотреть мир, пусть даже урывками, недолго, вместе с четырьмя-пятью друзьями, которые станут твоими свидетелями в день Страшного суда и будут говорить от твоего имени.

В перерыве между путешествиями, вернувшись домой, ты пытаешься изложить наблюдения, собранные в пухлые папки, на плоском листе бумаги, перенести заметки на конвертах, в блокнотах, проспектах и каталогах на машинописные страницы. Литература похожа на переезд: как при всяком переезде, что- то теряется, что-то неожиданно находится в дальнем углу. «Мы ныне подобные сиротам»^[4], — говорит Гёльдерлин в стихотворении «У истоков Дуная»: река течет и сверкает на солнце, как течет жизнь, однако ее блеск — оптический обман ослепленных глаз, которые видят на стене несуществующие светлые пятна, рассеивающееся неоновое сияние, соблазн кажущегося, рисованные обложки.

Отблески пустоты воспламеняют предметы, брошенные на берегу жестяные банки и автомобильные катафоты, подобно тому, как закат зажигает окна. Река как целое не существует, путешествовать — безнравственно, — утверждал, путешествуя, Вейнингер. Впрочем, река — старый учитель дао, проповедующий на ее берегах о великом колесе и просветах между его спицами. Во всяком путешествии есть хоть малая толика юга, неспешно текущие часы, отдохновение, колыхание волны. Не заботясь об оставшихся на его берегах сиротах, Дунай течет к морю, к великому убеждению^[5].

2. Донауэшинген против фуртвангена

Здесь берет начало главный рукав Дуная, — гласит надпись на висящей у истока Брега старой табличке. Несмотря на лапидарность подобного заявления, многовековой спор о том, где находятся истоки Дуная, продолжается по сей день, с ним и связано ожесточенное соперничество между городами Фуртванген и Донауэшинген. Еще больше запутывает дело смелая гипотеза, выдвинутая недавно Амедео, известным седиментологом и тайным летописцем всяческих заблуждений, согласно которой Дунай берет начало в водопроводном кране. Не пересказывая накопившуюся за тысячелетия научную литературу по этому вопросу, начинающуюся с предшественника Геродота Гекатея Милетского и кончающуюся продающимся в киосках журналом «Меридиан», заметим, что на протяжении столетий принято было считать, что Дунай проистекает из неведомого источника, подобно Нилу, в водах которого он отражается и с которым сливается, — если не in re, то уж, по крайней мере, in verbis^[6], в сравнениях и параллелях между двумя реками, которыми во все времена изобиловали комментарии ученых мужей.

Истоки Дуная изучали, высказывали свои предположения, излагали имевшиеся сведения Геродот, Страбон, Цезарь, Плиний, Птолемей, Псевдо-Скимн, Сенека, Помпоний Мела, Эратосфен; предполагалось или утверждалось, будто истоки Дуная находятся в Герцинском лесу, у гипербореев, в Пирене, в стране кельтов или скифов, на горе Абноба, в Гемперии. Другие гипотезы говорят о раздвоении реки, один рукав которой впадает в Адриатическое море, а другой, согласно разноречивым описаниям, в Черное. Если от истории или мифа, повествующего о том, как аргонавты спустились по Дунаю до Адриатики, перейти к доисторической эпохе, ориентироваться становится еще труднее — оказываешься среди чего-то гигантского, громового, скрытого от глаза, в титанической географии: Urdonau, то есть пра-Дунай бернского Оберланда, истоки которого находились на месте нынешних вершин Юнгфрау и Эйгера, первозданный Дунай, в который впадали пра-Рейн, пра-Некар и пра- Майн и который в середине третичного периода, в эоцене, где-то шестьдесят — двадцать миллионов лет назад приблизительно там, где сегодня находится Вена, впадал в пролив Тетис, первозданный материнский океан, в сарматское море, покрывавшее всю Юго-Восточную Европу.

Амедео, нечувствительный к архаике с ее индогерманскими префиксами, предпочитает не думать о пра-Дунае и вмешивается в сегодняшний спор между Фуртвангеном и Донауэшингеном — двумя шварцвальдскими городками, расположенными в тридцати пяти километрах друг от друга. Как известно, по официальной --">