Денис Александрович Гуцко - Орлы над трупом

закончилась эра Михаила Михайловича Полунина. Директор ЗАО «Скорбящий ангел» оставил свою похоронную империю скоропостижно и как-то небрежно. «Похоронить меня на родине, в селе Литвиновка» – значилось в завещании. И ни слова о деле. Опять:

– И все-таки, Андрюшечка, ты ответь. А? Только честно: если бы ты все знал, ты был бы против?

– Да заткнешься ты?!

– Ну Андрюшенька, – Наташа уронила подбородок к плечу и затрепетала ресницами, изображая, как она умела, глупенькую блондинку. – Я не понимаю. Я просто не понима-аю…

Но вдруг она откинулась на сиденье и замолчала. Дорога швыряла навстречу сквозистые голые деревья, черных птиц, встречные машины, пролетающие с обрывистым, как щелчок фотоаппарата, звуком, и такие же обрывистые, живущие долю секунды, лица сидящих в машинах людей. Кое-где в балках дымился туман.

Она заговорила, не глядя на Андрея.

– Ответь. Больше мне ничего от тебя не нужно. На один-единственный вопрос – и я заткнусь до самой Литвиновки. Если бы ты знал, ты был бы против?

Андрей молча стискивал руль. Ярко-красные ядовитые губы. Он хотел бы раздавить их кулаком. Хотел бы, чтобы этого ему захотелось по-настоящему. Размахнуться и врезать. Размахнуться – и врезать.

В ветвях резко, как руки утопающего, взметнулись крылья. Облачко сорвавшихся листьев вспыхнуло над «ауди» и покатилось вниз.

Андрей поймал себя на том, что на какое-то время отключился, совсем не видел дороги. Будто въехал в полосу тумана. В тумане перед ним повис сам Мих Мих, каким Андрей видел его в последний раз: при параде, зажмурившийся на белом шелке.

…Когда он поднялся к Мих Миху и, стоя перед гробом, в открытую дверь увидел в спальне Наташу, она была в халате, не расчесанные после сна волосы торчали, но губы уже были накрашены. И как только они встретились взглядами, ярко-красные губы вздрогнули и застыли в бессмысленной улыбке. Андрей стоял над его лицом, похожим, как это бывает у мертвых, на захлопнутую дверь – а в спальне стояла Наташа.

Он опустил глаза, как бы намереваясь поинтересоваться у покойника, что, собственно, здесь делает его жена. Но тот и живым-то не всегда отвечал на вопросы. Было тихо. Был слышен грузный металлический ход каминных часов. Она машинально продолжала складывать на весу платье…

Все. Так нельзя. Так он не доедет до Литвиновки.

Собрался, скомандовал себе не отвлекаться. Дорога – пусть сейчас будет только дорога. Раз уж он не придумал ничего лучше, как поехать на эти похороны, мысли придется оставить на потом. Сейчас он, как все, мчится в Литвиновку, в глушь глухую, в дыру дырявую, на которую даже краски в типографиях жалеют: на дорожных картах никакого значка, никакого тебе кружочка для обозначения точного местоположения. Микроскопическим шрифтом прямо поверх лесов и полей – мол, где-то здесь она, эта ваша Литвиновка. Туда позвонили, какому-то другу детства. Вызвали того в сельпо к телефону. На счастье оказался дома. Тот обещал все устроить. Летят людишки по утренней трассе, спешат исполнить волю усопшего. В Литвиновку, на родину, в конец мирозданья! Живым туда не ездил, а мертвым уж будьте добры доставьте!

Доехать, сделать все, что полагается. Постоять молчком в раскисшей грязи, пока кладбищенские ребята деликатно, стараясь не чавкать лопатами, будут закидывать яму. Все, нужно держать себя в руках. Он решил, что будет наблюдать за дорогой. Что бы ни говорила сейчас Наташа, он будет молчать и смотреть на дорогу.

Впереди, вихляя и взмахивая то правой, то левой полами плаща, росла фигура велосипедиста. Скоро они его нагнали. Капюшон скрыл лицо. К раме приторочены удочки, концы их покачиваются над колесами – и кажется, что как раз за счет этого упругого покачивания велосипед движется вперед. Откуда бы и куда он ни ехал, это был далекий путь: не считая придорожных шашлычных и автозаправок, до людей тут пилить и пилить. Любитель рыбалки? Бывают такие, которым подводные склизкие твари, хватающие крючок нежным прожорливым ртом, дороже всего на свете. Такой сто километров отмахает, не почувствует. Андрею зачем-то захотелось увидеть лицо велосипедиста. Наташа обернулась вслед за ним, ища на трассе то ускользающее, что его заинтересовало.

Андрей пристально посмотрел ей в затылок.

Если бы он знал – был бы он против?

…Мог бы и не узнать ничего.

Он только что заменил пробитое колесо и стоял, хмуро разглядывая перепачканные руки и размышляя, где их теперь отмыть, не браться же за руль --">