Джон О'Хара - Жестокий рассказ

разговора: она поставляет девушек для высшего общества, зарабатывая этим больше, чем на съемках в кино. Это ее основной доход. И все наличными: никаких чеков. Она не верит ни в какие проценты, и я с ней согласен.

— Кого она приготовила для меня?

— Какую-то новенькую. Живет с ней в одном доме. Больше добавить нечего. Боишься, что окажется твоей бывшей женой или что-то в этом роде?

— Я не говорил, что был женат, — сказал Бадди.

— Намекал, — подправил Рекс.

— Ты прав, — подтвердил тот. — Был. Дважды. Я не боюсь, что они могли стать дежурными девушками: одна умерла, а другая замужем за тромбонистом в Нью-Йорке.

— И которую из них напомнил тебе «Дорожный блюз»?

— Мертвую. Ей нравился «Ленивец» — мелодия, в которую Ходжи вставил фрагмент из «Дорожного блюза».

— Покажи-ка, — попросил Рекс.

Бадди взглянул на него.

— Ты хочешь, чтобы я вновь сел за пианино? Ну, хорошо. — Он сыграл отрывок из «Ленивца». — Что еще тебе исполнить?

— Ничего, если ты не в настроении.

— Понимаешь, я впервые в доме у кинозвезды, когда нет никакого общества. Я играл и у Генри Фонды, и Джимми Стюарта, и у других, но там всегда было много народа. И в этом большая разница.

— Что ты имеешь в виду?

— Хорошо, возьмем тебя. Ты приезжаешь куда-то на вечер, шеф подходит к нам, говорит, это Рекс Синклер, будто бы мы и не знаем. Велит нам сыграть несколько мелодий из шоу, просит тебя послушать немного и получает сотню долларов или чуть больше. Я играю, ты подходишь со стаканом, слушаешь. Видя дрянное пианино, предлагаешь сотню и везешь сюда. И вот мы вдвоем: ты — одна из самых блистательных «звезд» кинобизнеса, я — клубный пианист.

— Допустим, не один из самых-самых. Мельче Фонды или Стюарта, но с постоянной работой. Я снимаюсь в фильмах, на которые им не наплевать.

— Мне неизвестны ваши закулисные дела, но для меня ты большая звезда. И когда я попадаю сюда, мы играем дуэтом: я — на пианино, ты — на ударных. Мило. Тебя бы близко не подпустили к приличному оркестру, разве что в каком-нибудь захудалом джаз-банде сжалились бы и позволили иногда подрабатывать. Ноты знаешь?

— Да, научился.

— Так, как стучишь ты, лучше не браться за инструмент: просто фальшивишь. От такой игры может стошнить, а ты наслаждаешься.

— О’кэй. Ты заключаешь, что все оказалось иначе, чем ты предполагал.

— Как бы там ни было, я не хотел бы очутиться на твоем месте. Что у тебя? Дом, гараж с теннисным кортом наверху и три лимузина? Это же почти нуль! В четыре утра ты обращаешься к бандерше…

— В том-то и штука, что я могу это.

— Чем же ты богаче меня?

— За исключением того, что я могу заплатить тебе сто долларов за три часа игры на пианино для меня и другую сотню Сандре, — ничем. Тебя устраивает?

— Да, разумеется. Временно, — сказал Бадди. — У меня есть комната на Мэлроуз-стрит, курятник. В конце каждой недели бармен выворачивает мои карманы, так что я счастлив, если в них остается с полсотни. Но я не нуждаюсь в изысканных одеждах и не люблю пускать пыль в глаза, а когда спишь, хлопковая простыня не кажется жестче шелковой.

— Продолжай, если тебе становится легче. Выпей еще, — предложил Рекс.

Горькое чувство обиды охватило Бадди. Он неожиданно резко повернулся к пианино и проиграл самую быструю часть из «Дорожного блюза», затем внезапно остановился.

— Ты так не можешь.

— Да, — согласился Рекс. — Но ты тоже не можешь делать это так, как нужно. Отшлифованные куски мелодий — и все. Выпей, Бадди, и не старайся, чтобы я пожалел себя. Пойду приготовлю сандвич. Хочешь, пойдем, сделаешь и себе.

— Свое пиво я лучше допью, — ответил угрюмо Бадди, глядя на стакан.

— Дело твое, — направляясь в кухню, сказал Рекс.

^{Рис. В. ТЕРЕЩЕНКО}

Прошло минут десять. Рекс сидел на кухне, запивая сандвич датским пивом. Его внимание привлекла тишина, исходящая из жилой комнаты, а желание подсмотреть, что делает его гость, сорвало его с места и толкнуло к двери. С недоеденным сандвичем в одной руке и стаканом пива в другой он, крадучись, приближался к комнате.

Возле портрета, на котором был изображен Рекс в мундире, в бриджах, с тюрбаном на голове и в фехтовальных перчатках, стоял Бадди, держа в правой руке большие библиотечные ножницы.

— На кой черт ты собираешься --">