Олег Викторович Астапов - На адрес

была необычно низкая, вросшая в землю, глиняная мазанка с обсыпающимися стенами и окнами, кое-где заколоченными фанерой. На провалившейся крыше не хватало черепицы, а от разваливающейся трубы брала начало трещина, раскалывающая домик пополам.

– Тубо, Тубо – позвала Лида. Никто не отзывался.

– Тубо, Тубо, да где же ты! – ещё громче позвала она. Из-под мазанки показалась осторожная лохматая голова, а потом и сам пёс выполз навстречу, волоча за собою длинную цепь.

– На вот, поешь, миленький, – Лида достала из сумки кусок хлеба. Пёс съел хлеб вместе с целлофаном и, стуча хвостом, отошел к мазанке.

– Дикий он, – вздохнула Лида, – страсть как собак боюсь.

То, что оказалось внутри мазанки, удивило и видавшего виды доктора. По чёрным от плесени и гнили стенам струйками стекала вода, под ногами неприятно чавкал пол, а с потолка свешивались опасные доски. Воздухом невозможно было дышать, и как не старался доктор, но всё же втянул в себя липкую, зловонную струю.

– Откройте дверь что ли, – обратился он к Лиде.

– Не надо, – послышалось из соседней комнаты.

Доктор быстро шагнул в полутемную комнату.

Старуха лежала у стены, укрытая одеялами, шубой, тряпками, даже потертый коврик лежал на её ногах. Лишь блестящие глаза, острый нос и длинные седые волосы выдавали человека. Её словно забыли среди этого мусора.

– Здравствуйте, Матрёна Петровна, это я, Лида. Я с доктором пришла, он хочет на вас посмотреть, – засуетилась Лида.

– Чего на меня смотреть, – проворчала бабка, – чай не красавица.

У изголовья стоял ковш с водой, кусок хлеба, в яичной скорлупе валялось несколько луковиц.

– Это соседка заходит, – пояснила Лида, доставая из сумки свежий хлеб, – я вам ряженки принесла, как вы любите.

– Как вас зовут? – спросил доктор.

Старуха перевела на него бесцветные глаза, и ответила, – Карасёва Матрена Петровна.

– Сколько вам лет?

– Восемьдесят.

– Что с вами произошло, помните?

– А и шла с почты, и упала, – без эмоций, словно о ком-то другом сообщила бабка, – вот и лежу с тех пор.

– Перелом шейки бедра, – вздохнула Лида.

Доктор прошёлся по комнате. На полу стояло несколько стопок слипшихся книг, какие-то мешки и чемодан, развалившийся шкаф грудой стоял в углу, рядом с костылями, на стене висело зеркало, слабо отражавшее всё вокруг, ни люстры, ни светильника не было, свет проникал через единственное не заколоченное окно.

– А родные есть?

– А то, племянник!

– Да нет у вас никого, ну чего вы придумываете, – возмутилась Лида.

– Есть, милая, есть, – оживилась бабка, – я же адрес тебе давала, али позабыла?

– Да писали мы письма, в Мурманск, – возразила Лида, – и по адресу, и в милицию не нашли там никого.

– Да есть милая, есть. Моряк он, приедет, обязательно приедет.

Лида только вздохнула.

– Пойду я к соседке сбегаю, – сказала она и выскочила.

Бабка принялась рассматривать доктора.

– Вы зачем пришли?

– Осмотреть вас.

Бабка закашлялась.

– Чего там смотреть, не ходют ноги, и всё. Во как.

Доктор ещё раз обошел комнату, и остановился у мутного окна. Где-то за стеной, звякая цепью ходил Тубо, тихо моросил в стекло дождь, с улицы в комнату заглядывало чьё-то лицо, это было лицо доктора. Отражение безразлично смотрело сквозь доктора, словно это он был отражением. Сергей Юрьевич нахмурился и отвернулся. Он как-то устал за эти дни, да и за годы, пожалуй, тоже, хронически устал. Он научился скрывать свои мысли, и пациенты никогда не могли понять, о чем он думает. А он просто скрывался от них, потому что они ему надоели, и почти всё в мире стало безразличным. Вот это оставшиеся почти всё он и хотел найти. Как доктор он делал свою работу хорошо, но вот сам человек куда-то исчез и спрятался.

– Как на дворе? – спросила старуха.

– Весной пахнет.

Старуха даже зажмурилась.

– Листьев не видать?

– Нет, пока почки на подходе.

– Слива у меня славная. Летом богатый урожай будет.

– Как же вы одна живете?

Старуха задумалась.

– Почему одна. Соседка заходит, новости заносит. А мне много и не надо. Дом, то

--">