Ольга Михайловна Левонович - Купола в окне

что спасла…

И только позже, когда она, всхлипывая, притихла на руках, я подумала о мягком ударе в спину.

Дочь уже взрослая, а как будто вчера было…

Стремнина

Всё моё детство прошло в местности, где не было реки. Была «гусиная речка», небольшая канавка в низине, по которой бежал ручеёк. В некоторых местах были ямы, и там получались мини-озёра, довольно глубокие, с илистым дном. Там и барахтались. Плавали по-собачьи. Однажды чуть не утонула, девочка-одноклассница меня спасла. С тех пор ненавижу глубину.

Будучи студенткой, ходила в бассейн. Там нас учили плавать по-настоящему. Мне очень нравилось плавать быстро-быстро, изо всех сил, а потом отдыхать. На короткой дистанции я обгоняла нашу спортсментку, что участвовала во всех соревнованиях. Но на длинную дистанцию меня бы не хватило. В бассейне не боялась глубины – вдоль дорожек были протянуты канаты с пенопластовыми цилиндриками, в любой момент можно уцепиться.

Когда уже была замужем, мы переехали в посёлок, через который протекала река. Однажды летним днём мы всей семьёй отправились отдохнуть на реку. Сыну в то пору было пять лет, а дочке годика два. Неширокая река у берега была спокойной, мелкой, все камешки видны. А по средней части реки проходила стремнина – скорость воды там была мощная. Сын играл у берега, забредал в воду, носил камешки. Муж занялся костром, мы с дочкой сидели на покрывале, она играла у меня на коленях. И вдруг я увидела, что сынишка забрёл глубоко, вода подхватила его. Миг – он уже на стремнине. Течение понесло его от нас!

Время замедлилось. Сначала я онемела. Потом усадила дочь на покрывало и бросилась к реке, в стремнину. Как я плыла! Никакие наши соревнования в бассейне не сравнятся с этим броском, но навыки пригодились! Как я его догоняла… Он – смеялся. Он не боялся, для него всё было игрой – он уплывает, мама догоняет. И – догнала… Вынесла, смеющегося, мокрого, на берег, далеко от того места, где мы расположились, и ноги подогнулись. Сидела на берегу, сын топтался рядом… Говорят, там, на стремнине – глубина. Но я не думала об этом…

И тьма не страшна

Хватились – на ужин хлеба нет. Зима, ранний вечер, а на улице – темень.

Решили с маленькой дочкой сходить в ночной магазин. Вышли за ворота – жуть. В заброшенном госпромхозе ветром жесть колотит – скрежет стоит. Тени вдоль дороги. Ямы под ногами, а еще через пустырь идти…

Как-то добрались, в магазине отдышались, согрелись. Надо топать обратно. Подходим к пустырю, а там – будто стена темноты. Страшно – сил нет.

Дочь ко мне жмется. Или я к ней…

Говорю:

–Давай молитву читать.

Она сразу согласилась. Начали потихоньку: «Богородице, Дево, радуйся…».

Тут же за домом на той стороне пустыря три луча вспыхнуло. Что уж они там включили – не знаю, но – словно прожекторы в небо, все видно.

Прошли пустырь. Выбрались на трассу. Читаем, вернее поем, «Богородицу». Лучи за домом погасли, зато вдалеке зажглись фары стоящей на обочине машины. Осветили дорогу – каждый камушек виден.

Не заметили, как дома оказались. Дочь – светится от радости:

– Мам, Богородица нас до дома проводила…

Пенсия для сына

В нашей районной больнице сказали:

– Всех детей с таким заболеванием, как у Вашего сына, с пенсии сняли. Так что на комиссию можно и не ездить.

Тем не менее, мы собрались в дорогу. Если бы не нужда, не стали бы нищенские копейки собирать, но жить на что-то надо, моей зарплаты не хватает.

Приехали в городскую поликлинику, там врачиха – то же самое:

– Пенсию нынче не дадут. Впрочем, раз приехали, сходите на комиссию.

Унесли документы, приняла секретарша – и в третий раз слышим, что надеяться нам не на что. За окончательным ответом нужно было прийти на следующий день.

На ночлег остановились мы у доброй родственницы, Любы. Пустила нас, хотя к ней в тот день еще одна гостья пожаловала, известная в наших краях ворожея.

Слышала я, как на кухне Люба о нашей нужде ворожее рассказывает. Что та ответила – не знаю, но смотрю, идет Люба воодушевленная и объявляет:

– Вот женщина, которая у меня гостит, согласна вам помочь. Сделает вам заговор на платочки, утром этими платочками лицо оботрете, и пенсия – ваша.

Я отвечаю жестко:

– Люба, колдовство – это грех.

Из Любы будто сразу воздух выпустили, сникла, глаза погасли. Говорит недовольным голосом:

– Я ж вам помочь хотела…

– Люба, – смягчила я голос, – у нас есть средство получше.

– И что же это? – в Любиных --">