Зот Корнилович Тоболкин - Лебяжий

– Суп на плитке, – сказал Станеев, опоясываясь патронташем. – Разогреешь сама... мне нужно отлучиться.

– Надолго?

– Не знаю. Но ты без меня не уходи. Ладно?

– Хорошо, – кивнула Раиса и тронула его за бороду. – Ты сильно поседел, Юрий Павлович.

– Мне тридцать шесть, Рая.

– А мне уже сорок три. Старая, правда?

– Я бы не дал тебе столько. – Станеев снял с гвоздя ружье, зарядил его и по привычке посмотрел в угол. Там должен был лежать Буран. А Бурана не было ни в углу, ни в этой жизни. И подружки его не было, и Фильки...

«Сорок три... – прислушиваясь к стихающим его шагам, думала Раиса. – Это глупо рожать в мои годы... Но я рожу!»

Наверно, следовало сказать об этом Станееву, но на его плечи слишком много всего свалилось. Боль близких Юра считает своей болью: Степа, Сима, Илья, Витька... А самое страшное – гибель Наденьки... Станеев ни разу о ней не обмолвился, но эта седина в бороде и в волосах пробилась не случайно. Наденька – была его любимицей...

«Я рожу ему... я рожу...» – улыбаясь сквозь слезы, твердила Раиса, вслушиваясь, как толкается в ее животе ребенок. Ей стало душно в избушке, и, накинув на плечи шубу, Раиса вышла. Ни звука в лесу, тишина мертвая. Теперь уж не гаркнет Буран, не затявкает Сана. Тишина...

С кедра осыпался куржак, высеребрив мощные, гривастые Раисины волосы. На плечо упал какой-то зверек. Раиса от неожиданности вскрикнула, рывком сдернув с себя белку. Пробежав по снегу, белочка молнией метнулась на старый кедр и застрекотала.

– Ай-я-яй! Как же ты меня напугала, плутовка! – рассмеялась Раиса и, разыскав в избушке орехи, насыпала в кормушку. – Прости, я не хотела тебя обидеть.

На осинке, которую Станеев скрещивал не то с тополем, не то еще с каким-то деревом, желтел единственный листок. «Вот упадет он, и будет осинка голая... Голая, но живая! Весной зеленые свечечки на ней зажгутся», – думала Раиса и вслушивалась в ту неизвестную жизнь, которую несла в себе. Та жизнь, человечек, дорогой и незнакомый, бил и ручками и ножками и просился на волю. Теперь его нужно беречь и беречься самой...

– Давай, белка, и ты рожай! Нечего отлынивать, – сказала Раиса.

Белочка, разгрызавшая орех, повела на нее бисерным глазом, вызволила из скорлупы ядрышко и вдруг метнулась в гущу ветвей. Ее напугал дальний выстрел. Белка спряталась и настороженно высматривала того, кто посмел нарушить заповедную тишину. Вслед за первым раздался еще один выстрел, потом еще, еще... и все смолкло.

– Это там, – пояснила Раиса. – Это Юра наводит порядок. Ешь, не бойся.

Но белка уже не доверяла тишине, забралась еще выше, перемахнула на соседнее дерево и скоро потерялась из виду. Огромные, стремительные, как время, тучи неслись над лесом, а ветер подталкивал их: «Скорее! Скорее!», сердился, визжал, злобствовал и мчал неизвестно куда. Под тучами, под хмурым этим небом жили люди и звери. По-разному жили: разумно и неразумно. И происходило много разных событий. В общем, текла обыкновенная жизнь, в которой большинство людей стремилось к добру и справедливости.

Раиса вошла в избушку и снова слушала своего ребенка. Из лесу на опушку медленно выбрел Станеев, обмел голиком ноги и вошел в избу.

– Жить будем, – сказала Раиса, стряхивая с него снег. – И не воображай, пожалуйста, что ты один. Нас уже трое…

--">