Дмитрий Арефьев - Салведь

казалось, стал на несколько лет старше всего за одну только ночь. Коля уже слышал истории про избушку на курьих ножках, про курочку Рябу, и про волшебный лес, и про двенадцать месяцев. Теперь же его повзрослевшее сознание жаждало новых сказок. Коля вопрошающе уставился на замолчавшего вдруг дедушку.

«Ну же, деда! Расскажи мне что-нибудь. Я же не усну!»

В воздухе витал запах свежеприготовленных на ужин щей. Чугунок с железной крышкой томился на полу возле гудящей печи. Рядом устроился Васька – полосатый кот без одного уха, потерянного ещё весной в драке с местными четвероногими. Васька прогибал спину и мурчал, как трактор, от одного только прикосновения. Видимо, он получил приличную дозу удовольствия, потому как сладко спал, свернувшись калачиком. Спали и родители Коли. Час назад они ушли в спальную комнату, отделённую от остальных лишь плотной занавеской, оставив его наедине с дедушкой. На печи сопела бабуля.

–Деда, не молчи. Расскажи, деда, а то не усну!

Старичок сделал над собой усилие, чтобы подняться с места. Шаркающими шагами он подошёл к деревянной тумбе, на которой стояли два ведра с колодезной водой. Сняв со стены жестяной ковш, он зачерпнул немного, сделал пару глотков. Постояв на месте с задумчивым взглядом ровно до тех пор, пока маленький Коля не окликнул его, дед обернулся и спросил:

– Что, и правда, не уснёшь, если не расскажу?

Внучок молча кивнул.

В окно стучал надоедливый дождик, а дедушка, глубоко вздохнув, вернулся на своё привычное место. Коля смотрел ему в рот, а тот перебирал в голове десятки различных заготовок, которые уже неоднократно использовал, чтобы уложить его спать. Устало улыбнувшись, старик, наконец, сдался:

– А знаешь, внучек, наверное, у меня есть кое-что на сегодня. Только обещай мне, что не будешь бояться, иначе твоя мама запретит мне рассказывать тебе сказки.

Коля боялся вставить лишнее слово. Он с опаской посмотрел на занавеску, за которой спали родители, и ответил так тихо, как только мог:

– Хорошо. Обещаю никому ничего не рассказывать.

В глазах старика появились льдинки.

– Ну, хорошо, внучек, – прошептал он, будто предупредил об опасности. – Тогда слушай внимательно, потому что сегодняшняя сказка может оказаться не просто сказкой.

Окинув взглядом слабо освещённую комнату, дед подсел ближе к деревянной кроватке внука и начал говорить:

– Это всего лишь случай из детства, не более. К тому же, это было так давно, что на многое можно закрыть глаза. Начну я с того, что в те нелегкие годы мы как-то иначе смотрели на мир.

Голод 1891-го

Кто-то назовёт мой рассказ легендой, созданной для развлечения маленьких детишек, а кто-то увидит в нём зерно действительности, пусть и невероятной, слабо принимаемой на веру, но действительности. Я был гораздо младше тебя, поэтому мог кое-что позабыть.

Помню, что есть хотелось постоянно. Видишь вот этот чугунок возле печи? Сегодня твоя мама наварила щей из мяса и капусты. А знаешь, когда я впервые попробовал мясо? Не знаешь. А попробовал я его только в армии, потому как только там, на службе государевой, кормили солдат кашей и мясным супом. Ох и сладость! Не забуду никогда, как впервые приложился к тарелке дармовых харчей. Только вот кусок в горло не лез сначала. Не лез, и всё тут! Матушка ведь готовила нам щи из лебеды. Зелёные такие. Белить-то нечем было. Коров на селе оставалось всего две, да и от тех молока не вдосталь. Голодно было, внучек. И холодно. Хлеба порой не хватало. А если и доводилось кусочек в рот положить, то каким же вкусным он нам казался! По нескольку дней мы не едали, а ртов нас посчитать, так человек шесть. Много братьев и сестёр у меня было, и все кушать хотели. Представить боюсь, каково отцу и матушке моей пришлось. А мы всё просили и просили поесть. А умирали-то как! Детишек сколько скончалось от голода и болезней! Помню, друг у меня был Сашка. Любили мы, босоногие, бегать по траве да одуванчики сбивать. Только недолго мне с Сашкой якшаться довелось. С голоду опух он. На печке лежал без сил и опух. Как пузырь стал, синий и круглый. Как ни пытались отхаживать его, не поправлялся он. Мало было детскому истощённому организму одного хлеба да щей пустых, чтобы поправиться. Так и не стало Сашки. Умер он. Тихо, без криков, будто и не случилось ничего.

И тогда, на службе, в наваристом курином бульоне я видел не сытную пищу, а видел я голодающих братьев и сестёр своих, отца с матушкой, покойного друга Сашку да и тех, кто от --">