Оксана Петровна Асеева - И арабика, и робуста

йогуртами, с сырами, с рыбой и морепродуктами, с еще чем-нибудь… Рядом со мной женщина такого же возраста, переживает те же чувства: взять то или это? Взять по скидке, но хуже качеством или дороже, но лучше? И ведь не факт: не всегда дорогое означает хорошее. И сидишь тогда дома, дурак дураком, уйму денег отдал, а деликатес не ест даже кот.

Кофейня. Я пришла. Прозрачная дверь манит уютным желтым теплом, будто там, внутри, горит камин. Вхожу, звякает колокольчик. Вкусно пахнет кофе. Совершенно пустой зал, за стойкой две молодые симпатичные девушки. Узнают меня, улыбаются, здороваются.

«Возьму другой напиток, не кофе, – думаю я. – Торт ведь шоколадный». С помощью девушек выбираю-таки. Очень трудно, согласитесь, выбрать из множества что-то одно. Это горячий чай с апельсином, маракуйей и корицей, хоть корицу не люблю. Просто, судя по себе, я понимаю, что девчонки должны взорваться уже от моего: «Нет, не этот, а может, вот этот?» Но они по-прежнему доброжелательны. Профессионалы!

Оплачиваю свой заказ (дорого, однако!) и говорю:

– И еще, пожалуйста, мне ложку или вилку, у меня тортик, я хочу его съесть здесь.

– А у нас со своим нельзя! – дуэтом отвечают девушки, и одна из них продолжает:

– Берите, наше!

Я, опечаленная, сажусь за свой любимый столик у окна, жду. Недолго. Смотрю в окно на вечерний город.

Девушка готовит мне чай и приносит его на подносе. Маленькая чашечка с горячим ароматным напитком. Из чашки торчит палочка корицы. Теперь мне понятно, почему так дорого! Я выпиваю чай, прошу целлофановый пакетик, заворачиваю в него корицу, благодарю, прощаюсь и ухожу домой. Чаевые не оставляю. Еще чего! Напиток и так дорогой. Да и со своим у них нельзя!

Я иду домой по родному городу, уставшему от долгих новогодних праздников. Прохожие, так же как и я, наслаждаются тишиной и покоем. Даже дети не шумят, они просто идут рядом со взрослыми, держась за руки. Проезжают редкие машины: рабочий день закончился, и все разбежались из центра города по своим домам.

Выбираю самый длинный путь, чтобы еще раз посмотреть все инсталляции, подсветки, иллюминацию. Украшено все, даже воздух над головами прохожих.

С удовольствием ловлю лицом редкий снег кубанской зимы. Вдыхаю холодный свежий воздух. В сумке у меня кусок торта и корица, завернутая в целлофановый пакетик.

Дома за ужином я ем борщ с чесноком и ржаным хлебом. После пью чай с тортом. Торт называется «Черный лес». Он приготовлен из шоколадного бисквита, крем-чиза, вишен и полит шоколадом. Я ем кусок торта до последней крошки, такой он вкусный. Наконец-то сыта.

Про корицу вспоминаю дня через два. Достаю из сумки завернутую в целлофан пряность, разворачиваю, и вдыхаю ее нежный, сладкий аромат.

Корица растет очень далеко, в странах, где всегда тепло. Где для жизни достаточно сделать навес от дождя. Где не надо одеваться в меховые шубы, чтобы не замерзнуть в холода. Там везде много еды: в реках и морях – рыбы; в лесах – оленей; на деревьях фруктов; в земле – вкусных съедобных корней. Даже, представьте, растет хлебное дерево.

«Корицу собирают в легкие плетеные корзины красивые девушки, похожие на Нефертити», – думаю я.

Девушки сносят корицу под навес для сушки. После ее вьючат на слонов погонщики. Затем слоны медленно и долго идут к порту, чтобы погрузить корицу на корабль. По пути погонщики останавливают слонов и делают привал. На привале люди едят какую-нибудь вкусную еду, и пьют кофе – арабика или робуста, кто что любит. Слоны тоже что-то едят, много и впрок. И вновь вереница слонов шествует к порту, где ароматный товар ждут корабли. Корабли долго-долго идут в океане, пока, наконец, не пристанут в порту какой-нибудь холодной страны. Вот какой долгий путь у корицы. Поэтому так высока цена маленькой чашечки напитка с ней.

Я кладу на батарею целлофановый пакетик, на него – корицу, чтобы просохла. После заворачиваю в этот же пакетик и убираю в стол.

«Мне просто необходимо иметь для выхода шляпку», – рассуждаю я. Аристократки, они же такие – ни за что не выйдут на улицу без шляпки.

Надо развивать аристократические привычки. Несмотря на свое генеалогическое древо, похожее на изуродованное средневековым палачом тело человека: одни ветви не успели вырасти, чтобы жить, у других жизнь сложилась настолько горько, что жизнью эту муку назвать нельзя. И теперь моя ветвь из этого самого древа страдает фантомными болями.

Довольно далеко от моего города, в станице, живет женщина, что делает --">