Ильдар Анварович Абузяров - Мексиканские рассказы для писателей

нельзя сказать, что Родригио любитель всех этих женских штучек, всех этих сюсюканий, иначе стали бы с ним дружить мы с Хорхито. И нельзя сказать, что он излишне сентиментален, просто, когда он прикасается к вещам Андре, все внутри него содрогается, и он прямо здесь, в длинном коридоре, готов разыграть корриду с плюшевым быком или футбольный матч с горбатой обезьянкой, лишь бы ударить наконец ногой по плюшевому мячу Андре.

Но не играть же мы сюда пришли, Родригио. Пора нам двигаться дальше. Должны же мы побольше узнать об Андре. Вперед, Родригио, на кухню, на кухню, к шкафам со всеми этими банками-склянками, коробками-торбами. Укроп, розмарин, эстрагон, шафран, кардамон, мускатный орех, душистый перец, гвоздика, мята, петрушка, тимьян, чабер, хмели-сунели. И самые полезные в хозяйстве соль и сахар. Хотя и непонятно, где соль, а где сахар и о чем думает Андре. Ведь белый цвет он и есть белый цвет. А новая страница она и есть новая страница — и приходится все начинать заново.

И зная это, Родригио опускает палец в банку с белым порошком, как я сейчас опускаю перо в чернильницу. Иногда я прибегаю к старым письменным принадлежностям, особенно когда пишу не об Андре и Родригио, а о Достоевском и Толстом, но сейчас, к сожалению, у меня на уме не Достоевский и Толстой, а Родригио, который вынимает палец из банки, нюхает, а потом и пробует на язык белый порошок — ну, дружище, это ты уже, мягко выражаясь, переборщил. Хотя я и сам сейчас готов понюхать и попробовать белый лист бумаги на вкус — а не вдохновит ли это меня?

Видите, от отсутствия нужных мыслей и слов я уже начал заговариваться, начал прибегать к недопустимым в литературе приемам. Мне просто необходима небольшая передышка-пауза. Не зная, что еще сказать, я плетусь за Родригио на кухню, ставлю на плиту чайник, оставляя в покое свой письменный стол. А все-таки мы сильно проголодались с Родригио от всех этих переживаний — не мешало бы взбодриться чашкой крепкого горячего кофе, особенно на кухне Андре, где наверняка есть ее любимый кофе, который она пьет по утрам, и где на полках стоят ее любимые кофейные чашечки, к которым она прикасалась губами. И где можно, сделав паузу, скушать Твикс — как, вам еще не надоела эта реклама? А мне так все уже порядком осточертело, но особенно мне осточертел своей нерешительностью этот Родригио. Неужели он и правда думает, что, пообщавшись с вещами Андре, он станет ближе к ней? Или он специально нарезает лимон все вокруг да около моей чашки, долго в раздумье бродит ложкой по белому дну белой чашечки Андре, забыв сыпануть туда растворимый кофе, — и все приходится предпринимать заново.

И чтобы с чего-то начать, как-то собраться с мыслями и с силой духа, мы ведем с Родригио задушевную беседу, заглатывая большими глотками горячий густой кофе и слова, разводясь с ним на кофе и на слова. Мы пытаемся разобраться в наших чувствах, пытаемся найти нужный подход и наилучшее решение. В общем, обычная мужская философия на тему сладкой парочки Андре и Родригио. И он, Родригио, изливает мне в чашку свою душу, забыв сыпануть туда еще и сахарку.

— Она такая особенная, — говорит он, — никто, кроме нее, меня не интересует. Я готов любоваться ею весь день, — и все в таком банальном роде.

И чтобы хоть как-то поддержать разговор, я вспоминаю о своей Урсоле.

— А кто такая Урсола? — спрашивает меня Родригио с загоревшимися глазами.

— А это тебя не касается, это уже совсем другая история, дружище.

— Да, блин, о чем я таком говорю? Мне ведь нужна только Андре.

— Точно, и ты должен добиться ее сегодня или никогда, — подбадриваю я Родригио, хлопая его по плечу, — иначе будешь потом жалеть всю жизнь, поверь мне, бывалому ловеласу.

— Но как мне к ней подступиться? — вздыхает Родригио.

— Запомни, дружище, больше всего об Андре тебе сможет рассказать ее спальня.

А спальня Андре — это уже не просто новая белая страница, это целое белое пятно в истории взаимоотношений Андре и Родригио. Вы только представьте себе огромную двуспальную тахту, застеленную белыми простынями, а на ней юную белокожую Андре в белой пижаме, в коротких белых штанишках. А еще побледневшее, сначала от страха, а потом и от волнения, лицо Андре.

— Зачем ты пришел? — побелев, вопрошает, оказавшись в погранично-пижамной ситуации, Андре.

Тут уж Родригио приходится подбирать нужные слова о любви самому потому что я пас. И еще эта ее вздернутая в яростном недоумении бровь. --">