Яап Роббен - Летний брат

места.

— Ух ты, господи, — ухмыляется папа. — Вот уж два бурдюка.

— Что?

— Ой, да между этих титек можно пикник устраивать!

— Сто один, — громко оглашаю я. — А вот сто три. Нам надо на другую сторону.

— Ну посмотрим, — пробормотал отец, — если он спит, то мы ненадолго.

Табличка Люсьена украшена голубыми и желтыми каракулями. Вероятно, кто-то из персонала умудрился вложить ему в руку фломастер.

— Да ведь? — Отец уже взялся за щеколду и посмотрел на меня. — Брай?

Я киваю. С той же решительностью, с которой он когда-то выдирал мои молочные зубы, отец распахивает дверь. Жалюзи застучали по открытому окну. С потолка на веревочках свисают сложенные из бумаги птицы. А под ними лежит Люсьен. Жесткие волосы у него на затылке, как всегда, непослушно топорщатся. Тело распластано на одеяле, он весь развернулся в другую сторону и не смотрит на нас. С нашего прошлого визита он еще больше разросся и приблизился к краям койки. В нем меняются какие-то мелочи. Брови становятся больше, нижняя губа дальше выпячивается вперед, словно кропильница в церкви. Вдоль волос у него прыщи.

— Люсьен? — Брат приоткрывает глаза. В уголке глаза засел желтоватый комочек ото сна. Мама бы сразу вытерла. — Ты Люсьен, — говорю я, чтобы напомнить ему, кто он такой. — Мы снова тут, — я стучу себе в грудь. — Брайан и па.

Я двигаюсь, не отрывая подошв от пола, дальше в сторону, чтобы нам обоим хватило места у кровати. Но па ближе не подходит. Он стоит за мной, облизывает губы, нервно кашляет. Я делаю еще шаг в сторону и жестом показываю ему, чтобы он подошел и встал рядом.

— Мне и здесь хорошо, — говорит он и вкладывает мне в руку шоколадное яйцо. — Это для твоего брата.

Я уже взял у него подарок, но мне хочется, чтобы он вручил его сам.

— Давай ты сам, — шепчу я, пытаясь отдать яйцо ему обратно.

— Нет-нет, у тебя это лучше получается.

Он прячет руки в карманы куртки. Люсьен косится на нас. Пару секунд я держу яйцо так, чтобы он видел, а затем ставлю на его тумбочку. Люсьен поймет, что такое шоколад, только когда попробует его.

— Уже несколько месяцев прошло.

Я хочу до него дотронуться, только не знаю, где лучше, так что пока держу руки на краю койки. В изголовье у него висит магнитная доска, на которой закручивается по краям фотография Люсьена в инвалидном кресле. Мама сидит рядом на корточках. Ее колени согнуты, живот превратился в два небольших валика, волосы собраны в хвост, а в руках она сжимает сумку, которую, кажется, носит уже целую вечность. Над этой фотографией — новая, на ней ма уже с Дидье. Как и на всех их совместных фотографиях, он ее обнимает, она прижимается щекой к его щеке, чтобы показать нам, как сильно он ее любит. Диииии-дьеееее, па всегда произносит его имя, растягивая гласные, будто ноет.

Их с Дидье снимки она всегда вешает в середину. Из-под них выглядывает половина фотографии, на которой запечатлены все обитатели этого места вместе с Люсьеном. Перед входом в парк аттракционов. Все смотрят в камеру, кроме моего брата. Единственное фото, на котором он улыбается, — это то, где чьи-то руки держат у его щеки морскую свинку.

В правом нижнем углу моя фотография. Магнит перекрывает мне половину лица. Такую же фотографию ма носит в кошельке. Только что выпал передний зуб. Гладко прилизаны гелем волосы. Я помню, что тогда чувствовал себя очень взрослым, так как только что проколол ухо. А сзади у меня болтался этакий крысиный хвостик из волос. Но на фотографии этого не видно.

— Смотри, — обращаюсь я к Люсьену, — таким вот я был.

Я сразу ощущаю знакомую неловкость, когда говорю с ним. В основном потому, что он не отвечает. У взрослых это лучше получается, хоть и кажется, будто они разговаривают с собакой.

Люсьен зевает бумажным птицам, которые плавно покачиваются под потолком с того момента, как мы вошли.

— Давайте сделаем посветлее?

Па тянет за веревочку жалюзи. На всех окнах есть специальный зажим, чтобы они не открывались полностью и никто не вывалился наружу. Теперь видно, что на улице лето, но нигде оно не кажется таким далеким, как у койки Люсьена. Как во всем здании, в общем-то. Запах открытого бассейна здесь можно почувствовать разве что в ароматизаторе средства для мытья пола.

От внезапно яркого света Люсьен зажмуривает глаза, затем открывает их и быстро-быстро моргает. Потом все-таки совсем открывает, будто забыл, почему зажмурился.

За окном на выжженном --">