Валерий Александрович Трусов - Пётр Олегович

Пётр Олегович провёл в учёбе, отлично окончив школу и поступив в самый престижный университет, из которого он так же выпустился с блеском. Пётр Олегович стал настоящим учёным. Теперь он мог делать то, к чему он столь долго стремился все эти годы: Пётр Олегович мог свободно изучать этот мир. Мочёнов провёл тысячи экспериментов, сделал множество открытий и сильно продвинул науку вперёд. Пётр Олегович стал уважаемым во всём мире учёным, но скромный Мочёнов тяготился своей славой, стараясь как можно реже пользоваться дарами заслуженной популярности. Однако Пётр Олегович был насказано рад. Он исполнил свою мечту, он смог помочь людям, у него получилось стать первооткрывателем, он оставил свой значительный след в истории, но потом…

Пётр Олегович намеренно старался не вспоминать этот период. Сейчас, сидя за письменным столом с дневником в руке и вот уже около получаса размышляя над историей своей жизни, Пётр Олегович снова осознал, что он погрузился в ненужные болезненные воспоминания. Вообще в последние годы такое поведение всё больше и больше становилось присуще Мочёнову. Чем дольше он находился один, чем сильнее он старел, тем глубже он погружался в самого себя и своё прошлое. Это пугало Петра Олеговича, ведь если он окончательно впадёт в забытие, то он больше не будет тем самым Петром Олеговичем, а станет простым стариком, не приносящим пользу никому вокруг, включая себя самого. Для этого на протяжении всех десятилетий, проведённых в одиночестве в этом доме, Мочёнов старался сохранить свою главную черту, тот мотор, который на протяжении восьми десятилетий двигал его навстречу новым открытиям: любознательный запал. И это у него получалось. Так Пётр Олегович выработал целый график, чтобы поддерживать свой организм в строгости и проводить каждый свой день с пользой для себя и науки, что для Мочёнова было, по сути, одним и тем же.

День, как ни противоречиво это звучало бы, начинался с утра. Вставал Пётр Олегович по привычке рано, примерно в шесть часов. Первые десять минут после пробуждения Мочёнов обычно проводил в полусонных размышлениях. Сотни до конца не сформировавшихся мыслей и идей быстро рождались и умирали в недрах разума Петра Олеговича, каким-то образом помогая его неординарному уму запуститься. После этого Мочёнов протирал своё лицо руками, неуклюже тянулся худой рукой до своих круглых очков, лежащих на захламлённой тумбочке, и медленно, кряхтя и пофыркивая, привставал с кровати.

Очень любил Пётр Олегович в таком положении, сидя на краю постели, смотреть в окно, которое отличалось от всех остальных в этом доме. Но не стоит полагать, что такая исключительность была обусловлена каким-то особенным видом стекла или другими оптическими инновациями. Всё было намного проще: это окно было единственным чистым в доме. Каждую неделю Пётр Олегович старательно протирал это окно, чтобы больше света попадало в его комнату и, в частности, на рабочий стол, дабы экономить горючее в лампах. Дом не особо был богат на окна, да и в других комнатах не требовалось столько света, как в кабинете Петра Олеговича.

Также это окно имело самый красивый вид из всех возможных. Находясь на втором этаже, оно позволяло с высоты увидеть два последних оставшихся рядом с домом дерева: старый клён и пышную плакучую иву, расположившуюся возле речки. Эти два дерева столь сильно нравились Петру Олеговичу, что он использовал любой повод, чтобы хоть разок взглянуть на эти прекрасные творения природы. Клён Мочёнову полюбился очень давно. Ещё в детстве Пётр Олегович наслаждался и восхищался несколькими массивными клёнами, растущими у него во дворе. Их широкие и густые кроны переплетались в единую сеть, являвшуюся своеобразным миром со своими уникальными обитателями, которые подчинялись неким незримым законам. «Эх, детство…» Ива же ассоциировалась у Петра Олеговича с матерью. Она часто говорила, что поскольку она родилась в апреле, во время которого начинается опыление ивы, то это дерево символизирует её. Мочёнов скептически относился к таким ассоциациями, однако биологические циклы ивы действительно совпадали с рождением матери, поэтому Пётр Олегович после таких сравнений всегда деликатно молчал. Но сути это не меняло. Петру Олеговичу до безумия нравился этот вид из окна. Там, за стеклом, был кусочек того старого, прекрасного мира, который так любил Пётр Олегович. Того мира до Перемен…

Тяжело вздыхая после таких --">