Константин Сергеевич Кокорев - Православные знакомства

Конечно, Катя знала. Она быстро собралась, даже не

накрасившись, и вышла из дома. Конечно, знала. Отец лежал на храмовом дворе, за Алтарем. Там были похоронены

два предыдущих настоятеля, один еще до революции, второй в тридцать шестом. После этого храм пустовал. И вот, после долгого перерыва, земля при храме приняла нового

настоятеля.

Суббота, утро, служба начнется только вечером, на

территории храма пусто, хотя внутри горит свет. Скорее

всего, сидят бабушки — уже новые бабушки, тетя Шура, наверно, уже умерла. Записывают за здравие и упокой, прода-ют свечки единичным захожанам. Но даже если там нет никого знакомого, в храм заходить не хочется. Слишком много

воспоминаний. Достаточно будет отца. Катя обходит храм –

вокруг растут цветы, огромные красивые клумбы, ухожен-ные, различные садовые игрушки — вот гномик улыбается

беззубым ртом, а вот ежик машет мастерком. Или тяпкой –

непонятно. Это же садовый ежик. К цветам и игрушкам явно

приложила руку мама. Катя узнает ее стиль. А вот за цветами и игрушками могилы. Три вместо привычных двух, как и

предполагала Катя. Отцу поставили обычный деревянный

крест, даже фотографии еще нет. Только имя и годы жизни.

Вокруг свежей могилы лежат букеты цветов, пластмассовые

венки: «От любящей семьи», «Дорогому нашим сердцам ба-тюшке от прихожан». Индивидуальный венок от архиерея

(так и написано: «Отцу Роману от Владыки»). Господи, как

же это пошло.

Рядом с могилой стоит стульчик, видно, прихожанки

поставили, чтобы совместить приятное с полезным. И с ба-тюшкой попрощаться, и на ногах не стоять. Катя присажи-вается рядом, берет одну розочку и задумчиво крутит ее в

руках.

— Ну вот… Вот я и пришла… — Катя не смотрит на

могилу. На крест. Она смотрит куда-то в сторону города. В

сторону железной дороги. — Ты знаешь, прошло же целых

десять лет. И вот когда я… Когда я услышала от Лены, что

ты умер. Я не помню, чтобы я расстроилась. Это ужасно, я

уже несколько дней думаю об этом. Тогда, в первые минуты, мне казалось это ужасным. Ведь ты же отец. Ты был, а потом тебя не стало. Но знаешь, что думаю я теперь? На самом

деле я не расстроилась, потому что ты умер намного раньше. Даже не десять лет назад, когда я уехала из дома. Думаю, ты умер много, много раньше. И не только для меня. Знаешь, что страшно? Другие дети, они чувствуют то же, что я.

Леночка, ты бы видел. Да что Леночка, Роман Романович –

ведь он священник. Хотя бы из солидарности. Настя, она

же еще ребенок. И я не вижу, чтобы хоть кто-то горевал.

Они вроде бы поминали тебя. Но на самом деле поминки

напомнили наши ежедневные молитвы. Какой-то никому

не понятный, никому не нужный обряд. В который никто

уже давно не верит.

Господи, в этой деревне, на этом приходе, в твоей семье — все друг другу постоянно врут, прикрываясь обрядами. Дети притворяются, что грустят, а на самом деле не грустят. Прихожане, скорее всего, рассказывают, как любили

тебя, какой ты был замечательный батюшка. А потом идут в

огород, удобрять помидоры. Для них твои похороны — оче-редная духовная церковная служба. Да что там о них. Ты.

Вот что больше всего беспокоит меня. На самом деле и ты

никогда никого не любил. Ты прикрылся своими обрядами, какими-то мнимыми обязательствами. И не любил ни свою

жену, ни своих детей. Ни уж тем более своих прихожан.

Я всего десять лет не видела тебя, но на самом деле тебя

не было в моей жизни намного дольше. Я могу вспомнить

всего два случая в своей жизни, когда ты появился. И оба

эти случая из далекого детства. Один раз, когда ты защитил

меня от огромной собаки. Она покусала тебя, помнишь? Но

ты бился за меня. Ты спас меня. И тогда мне показалось, что

ты — мой герой, настоящий, сильный. Лучший папа в мире.

И второй раз, когда ты поцеловал меня в щечку. Один раз

за всю жизнь, пап. Один раз за всю жизнь… Я до сих пор

помню прикосновение твоих жестких усов к моей нежной

детской коже. Это было так приятно… Тогда мне казалось, что все папы такие. Суровые, немногословные. Что так и

должно быть. Разговаривать с папой можно только через

маму, через посредников, потому что папа занят, потому

что папе некогда. Потому что папа молится за весь мир, за

все человечество. Лишь теперь я понимаю — обращаться к