Анастасия Мальцева - НГ (Не говори)

конечностями гостей и их требухой, которые он решил забрать себе в качестве новогодних подарков.

Ирочка кричала без остановки, не видя и не слыша ничего вокруг.

Она даже не заметила, как похолодало. Но спустя несколько минут мороз стал невыносимым и поубавил ее пыл. Она смотрела по сторонам, тяжело дыша и выпуская пар изо рта. Это была не ее квартира.

Это вообще была не квартира. Больше не было красного. Лишь белый снег и вечно зеленые ели, чьи заснеженные ветви поблескивали в призрачном свете луны.

Она умоляюще уставилась на Мороза, который, наконец, отпустил ее руку. Ирочка хотела бежать, но страх и холод сковали ее тело, и она не могла сдвинуться с места.

— Моя Снегурочка, — страшно улыбнулся Дед Мороз, показав свои жуткие зубы-сосульки.

Из глаз малышки потекли слезы, тут же замерзшие на бледных щеках.

Мороз оскалился и схватил Ирочку. Не успела она опомниться, как почувствовала, что стоит спиной к чему-то твердому и холодному. Это был ствол дерева. Ствол огромной ели. Ее руки были связаны веревкой, протянутой вокруг всего толстого ствола.

— Снегурочка, — скалясь, произнес Мороз и больше не вымолвил ни слова за все то время, пока стоял напротив Ирочки, молившей его о пощаде до тех пор, пока холод не заставил ее замолчать навеки.

Мама

Мама вырастила нас с братом одна. Когда мы разбежались по своим взрослым жизням, она продала квартиру и переехала за город. Не слишком далеко, чтобы у нас была возможность изредка навещать ее, но и не слишком близко, чтобы не докучать. Мама всегда говорила, что нельзя навязываться, нельзя заставлять кого-то быть рядом, если он этого не хочет. Она знала. В детдоме, где она выросла, было слишком много тех, кто не желал ее присутствия. Но мы с братом всегда чувствовали себя нужными и любимыми.

За окном была зима, а в мамином новом стареньком домике было тепло и уютно. Она накормила нас и напоила горячим чаем.

— Я побегу, мам, а то Янка ждет, — брат чмокнул маму в щеку, покрывшуюся морщинками, и выскочил в морозную стужу.

— Мне тоже уже пора, — я посмотрела на время.

И правда пора. В Москве были подруги и очередной кандидат в спутники жизни. Еще и доехать надо, не дай бог пробки. Кто захочет встретить Новый Год на дороге?

— Пирожков возьмешь? — спросила мама и, не дождавшись ответа, пошла их заворачивать.

Я встала из-за стола и подошла к печке. Самой настоящей русской печке, как в сказках, которые мама читала мне в детстве. Наверху было спальное место. Оно казалось теплым и уютным. На пуховом одеяле лежал старый фотоальбом. Я много раз его видела. Там были собраны наши детские фотографии, наши радости и печали. Сама не заметила, как принялась листать его. Вот мы с братом деремся в песочнице, а рядом он обнимает дворового кота. На лице появилась улыбка, и я продолжила «гулять» по страницам памяти. С очередной фотокарточки на меня смотрела маленькая я, перемазанная шоколадом, мой старший братик в костюме снеговика, радостная мама и покореженная елка, которую не единожды умудрился уронить наш тогдашний питомец Барсик. Я посмеялась и уже готова была перевернуть страничку, но заметила уголок, торчащий из-под фото. Осторожно потянула за него и с удивлением обнаружила другую фотографию, которую раньше не видела: маленькая девочка на руках у незнакомой мне женщины, чем-то похожей на маму. Обе улыбались, женщина так нежно держала девочку, будто это было ее единственное сокровище. На обороте была надпись: «Нина Чивина и мама».

«Мама?..»

Я никогда не видела маминых детских фото и мало что знала о ее матери. Только то, что она отказалась от нее, когда ей было лет пять. Я обернулась на кухню, где моя мамочка все еще собирала мне в дорогу еду, вернула фото на место, положила фотоальбом и села обратно за стол.

— Мам, можно я останусь? Хочу встретить этот год вместе.

--">