Сергей Солоух - Самая мерзкая часть тела

Уже по стольнику вкатили. Выпили наркомовского «Юбилейного». Равными порциями. Дернули. За дружбу и за удачу. Колчак занюхал и ушел. Распорядиться насчет зеленки. Утреннего бассейна. И Толик убежал. Порядок. Надо. Тимоха знает. Посты проверить. Готовность. Чтобы путем. Всё от и до. Закусочка, напитки и, главное, музон. Шепнуть курчавенькому пару слов. Настроить. Подбодрить дискжокея.

— Три, четыре… три, четыре…

Cидит за пультом, разогревает микрофон, работает. Нормально. Будет звук.

— Ну, тезка, поздравляю. Хозяин зовет тебя после всего к себе. Там намечается междусобойчик. Только для своих. Ты понял? Закрытое мероприятие… комната номер пятьсот двенадцать… Да, да… О городском клубе, о новом аппарате… о чем хочешь сможешь потолковать… Хозяин сегодня в духе.

Конечно. Еще бы. Болтай. Проси, но, главное, подхватывай. Закидывай рюмахи. Пей, дупель. Пусть отмокают, увлажняются все твои губки. Входы и выходы. Десерт. Сметанка, сахарок. Под утро умолкнешь, утомишься, уронишь ручки, пустишь слюнку, тут и приступим. Штанишки на ковер, а водолазочку на шейку. Два пряничка кофейных разложим на подушечке и будем по небу летать. Сливки сбивать. Крем. Заварной и масляный.

Мммммммммм.

За окном стояли сосны. Светло-серые углы двух корпусов турбазы «Юность» светились. Качались облака. Вечерняя прозрачность и чистота. Нос Жабы чуял, но глаза не видели. За распахнутыми створками сгущался только шоколад. Зефир и пастила. Ничего больше. Моря и океаны. От подоконника до горизонта. Кружилась голова, и ноги подкашивались от мысли, какая вырастет. Нальется и созреет к вечеру мешалка. Пестик. Ложка. Уже звенит.

О-о-о-о-о-о.

Но вот знакомство с ней не состоится. Трудолюбивый кузнецовский сфинктер сохранит невинность. Целостность стенок и сосудов. Мышка найдет другую норку. С винтом.

Игорь Цуркан. Угрюмый страстотерпец оттянется до ужина. До московской особой и танцев под Би Джиз. Счастливец Жаба сольет воду. Откроет клапаны. Спустит пар. Заблеет, замычит. И заскрипят его большие коренные зубы, соприкоснувшись с малыми.

А танцы придется отменить. Похабные движения под чуждую музыку. Милиция явится. Займется активистами и рационализаторами. Буквально через час начнет сортировать. Прочесывать лесок, шарить в карманах и на этажах. И даже Жабу попросят дать показания. Вежливо. И товарищ Цуркан, виновник внезапной смены декораций, не откажется. Напишет. Проспал. Случается. На свежем воздухе, после недели без сна и отдыха. Увы. Озон. Сами собой закрываются глаза. И снится море. Яхта с парусами.

Но обойдется. Поверят. Забудут вообще о вожаке южносибирского комсомола. Уже на следующий день. Завтра. Ударит настоящий гром, и засверкают подлинные молнии. Совсем других людей притянут. Возьмут в оборот. Заставят говорить, писать и плакать. Малюта. Психопатка, истеричка. Подкараулит в полдень. Дождется Симу у подъезда. Возле дома. Встретит. Как будто голенького. Безлошадного. И плеснет. Умоет раз и навсегда любимого бесцветной жидкостью. Прозрачной, но едкой. Радикально. Опорожнит банку. И Симка закричит от боли. Но света больше не увидит.

И вслед за этим не увидят привычных портретов, кабинетов, лестниц многие люди нашего города. Зрячие. В расцвете сил, в самом соку. Поедет, полетит, начнется. Грядут оргвыводы. Большие перемены в списках стола заказов на улице Сибиряков-Гвардейцев. Тот же алфавит, но много-много новых букв. А старые даже не все появятся, всплывут в бумажках, слушали-постановили, мичуринских товариществ и партячеек по месту жительства. Всё смоет. Химия неразбавленных веществ. И симкин нос, и бабкин пост. И только Жаба устоит. Останется на месте земноводное. В реестрах, перечнях. Спокойно отсидит. Оттарабанит положенный отчетно-выборный цикл и свалит. Уйдет с почетом в областное управление торговли. Меткий стрелок.

Устроил фейерверк. Всего-то навсего. На свежем воздухе, после недели без сна и отдыха. Бывает. Споткнешься. Сделаешь неловкое движенье. А вспомнить приятно. И год, и два, и три, и десять лет спустя.

Сгорела тачка. «Жигуль» с откляченным багажником. Треснуло рыло. Нюхалка. Всегда готовая пахать газоны, землю есть и грызть асфальт. Спеклась. Только остов. Черный металл в струпьях пепла. Дымок мангала на пятачке. Пятно на сереньком асфальте за кинозалом. Огнем обглоданные кости. Вместо ласточки, птички с глазками, машинки, припаркованной у кромки леса. Дмитрием Швец-Царевым. Симой. Сыном Василия --">