Ася Иванова - Птицы

раскашлялась от этих громких слов.

– Ничего, – с каким-то присвистом ответил он.

– Что там, Ёхан?, – шепотом повторила я.

– Я убил всех птиц, мам!

В голове начало пульсировать. Я чувствовала, как вены на висках набухают и бьются в истерике. Тихо и очень медленно я начала приподыматься. Пружины предательски заскрипели. Простынь подо мной захрустела. Половица звонко прогнулась. Я сидела в своей кровати и смотрела в окно. Всё остановилось. Луна освещала камень у обрыва и высокую траву у окна. Всё замерло.

– Тебе лучше?, – прошептала я.

Ёхан отрицательно помахал головой, и я услышала, как гнется кожа на его шее.

Утром, истерзанная ночной бессонницей, я вышла во двор, чтобы прибраться.

Всё вокруг обрело голос. Листья, трава, деревья, море, капли, тучи, даже солнце и то поскрипывало, когда что-то проходило сквозь его лучи.

Я начала собирать птиц и камни, разбросанные по двору. Каждые пару шагов – смертельные. Для них. И для меня.

Вы его встречали?

Между своими голосами и его, я услышала голос птицы. Она жалобно пела о чем-то, и я смогла отбросить все другие шумы, чтобы услышать ее лучше. Крик был настолько пронзительный, что отзывался эхом в моем сердце, и тогда я впервые прислушалась к нему. Да, именно так всё и случилось, именно с этого всё и началось… С птицы.

Раньше голоса мне шептали разное. Иногда, словно в забытьи, я повторяла всё это вслух. Я твердила без разбору всё, что крутилось у меня в голове, не вслушиваясь, а точнее, даже не слушая. Просто бормотала как радиоприемник, настроенный сразу на несколько частот.

Порой я подмечала, что болтаю, и останавливалась. Просто закрывала рот, но в голове поток слов всё равно не прекращался. Я стала воспринимать его как фон и иногда даже делала попытки погрузиться в эти бесконечные волны слов и выудить оттуда свои собственные. Однако, это всегда заканчивалось неудачей, пока я не услышала как-то раз непривычно отчетливую фразу: «А может и нет у меня собственных мыслей, может в моей голове пустота?» и успокоилась. Теперь мне кажется, что то были мои единственные мысли в жизни.

Случалось, что я хотела услышать то, что говорят голоса. Тогда я старалась слушать голову, но там была сплошная каша. Когда я начинала слушать свой собственный голос, выходило, что я часто повторяю одно и то же, чаще всего какую-нибудь бессмыслицу. Помню, однажды я говорила что-то о коровах… коровы, коровы, коровы… Полная ерунда. Так я и жила. Долго или даже очень долго.

Как-то раз меня отвели к врачу. Он стал меня обо всем расспрашивать, а я и не знала, что сказать. Не понимала, что его интересует. Если то, что я слышу, так я ничего не могу из этого понять, да и не пытаюсь. Если из того, что говорю, так я сама себя стараюсь не слушать. Если дело в соседях, так я говорю ровным голосом, не кричу, а шепчу даже. Я знаю, это нелегко, но мне иногда нужно разгружать свою голову, выбрасывать из нее слова, как мусор, а то я взорвусь или у меня голова лопнет. Ну что поделать, такая уж я. Доктор сказал, что мне нужно начать писать. Записывать, что приходит в голову и потом, не читая, выбрасывать эти листки. Это, говорит, гораздо эффективнее, чем болтать разное. Что ж. Если это им поможет, я могу и пописать.

Писать гораздо сложнее, чем я думала. Кстати, смотрите-ка, я думала. Это довольно сложно. И как только я села за тетрадь, то услышала голос доктора. Он смешался с остальными и тоже начал что-то вещать. Голосов стало слишком много, и я тут же закончила, не написав ни строчки.

Мне нужно было прогуляться и пустить ветер в голову, чтобы он просвистел и очистил ее от всякого вздора. Тогда я пошла на пристань. Там особенно сильный ветер, кроме того, у него есть свой звук.

Я шла и бормотала, когда вдруг в ушах начало немного свистеть. «Ветер, ветер, ветер», – услышала я свой взволнованный голос и тут же почувствовала сердцем, что обеспокоилась. Рядом кто-то был. Я обернулась. Облокотившись о поручень, на меня смотрел пожилой мужчина. Он выглядел потрепанным и старым, но глаза его были живыми и блестящими.

– Встречали ли Вы перекраивателя сердец?, – спросил он.

Вдруг, между своими голосами и его, я услышала голос птицы. Она жалобно пела о чем-то, и я смогла отбросить все другие шумы, чтобы расслышать ее получше. Крик был настолько пронзительный, что отозвался эхом в моем сердце, и тогда я впервые прислушалась к нему. Оно жило и трепетало. Я чувствовала его повороты, его игры в своей груди. Оно было словно маленький --">