Рената Александровна Гальцева - Памятное

Гальцева Р.А. Памятное

I РАЗРОЗНЕННЫЕ ЗАМЕТКИ И ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Источник таковых – случайные записи в дневниковых тетрадях (некоторые из них, в частности, ранние, были забыты мной где-то в электричках, библиотеках и т.д.), а также картины, всплывающие в памяти, неизбежно преувеличивающие роль воспоминателя. Я не буду классифицировать их по рубрикам, а предоставлю прошлое течению времени, отображенного порой хронологически неточно.

1989

1 января

Звонил Сережа Аверинцев, помимо поздравлений с Новолетием, рассказывал о своем выступлении на редколлегии журнала «Иностранная литература». Не лучше ли, сказал он, не печатать левых неприличных вещей, а вместо них – классические консервативные, но мало известные у нас вещи – Пеги и Клоделя, например? Солидарным с ним оказался П.В. Палиевский (двусмысленный союзник). Пожелал мне, «чтобы в каждый момент я знала, какой удар нужно нанести шпагой». «И мне того же пожелай». И еще: «Чтобы Катя^[1] нас по возможности радовала».

1997

8 марта

Что слово «успех» – от слова «успеть», это я вчера до конца осознала, пробежав мысленно по десятке пунктов: сдача сборника в библиографию, звонки в «Знамя», бассейн и т.д. «Арьергард» («Эон») сдала (на пределе времени), в последний момент успела-таки пройти: библиографический контроль, проверить машинную подпечатку, собрать подписи и т.д.

И всё-таки ИНИОН – alma mater: и синих чернил дали и оборотиков хорошей бумаги…

С «Записками прихожанки» в «Новой газете» – почти то же, что с моим куратором замдиректором М.П. Гапочкой; тут я должна иметь дело с боязливым и в то же время упрямым М. Шевченко (боязливым, потому что он – не без влияния шаргуновского популярного фундаментализма). А не с любезным и единомысленным сотрудником газеты О. Мраморновым, который меня и призвал печататься на религиозной странице. Но ее отобрал у него тот же Шевченко. И в редакции часами и еще, в процессе длиннейшего телефонного «беличьего колеса», я несколько раз повторяла ему, что во мне говорит преданность логике, а не некий подозреваемый им во мне критицизм. Взаимоисключающие аргументы, высказываемые Шевченко, всегда бывают у тех, кто желает брать верх, но не противоречить господствующей силе (в данном случае церковному мейнстриму). «Записки» будут читать фундаменталисты, и «как бы чего не вышло». Я: «Раз так, то, желая избавить Вас от неприятностей, забираю свои записки», – на что он возмущенно: «Ни в коем случае! Мы будем печатать»… Я сказала тут, что наши с ним изнуряющие дебаты по церковным и конфессиональным вопросам подобны моим полемикам с марксистским начальством на историко-идеологические темы. И далее я следила за трудным движением текстов… А тексты вообще, как малые дети, до выхода в свет их надо водить за ручку.

14-е марта, пятница

Умер Женя Бибихин, нежная душа. И вот постепенно выступают перед умственным взором мои вины перед ним. А последняя, – что обещала с ним повидаться и не успела. Валя, его брат, рассказывал: «Два дня назад, когда вошла в палату оживленная и шумная сестра, Женя, который никого не узнавал, вдруг тут же оживился: «Это Рената, это Рената?!». А я по совету его сестры Инны ждала два дня, когда его из загорода переведут в более близкую, московскую больницу… Завтра поеду прощаться в Хамовники. Одна буду с ним. Он был в тысячу раз мягче, чувствительней, милостивей меня. Если бы не одно распространенное пристрастие, то был бы блаженным.

16-го марта вечером в Хамовниках на отпевании у Жени было удивительное лицо – улыбка чуть с лукавинкой.

На вечерне меня угнетали также недавно обнаружившиеся фундаменталистские настроения у одной моей хорошей знакомой; тут же вышла книга «Обновленчество», книга, которую, только взяв в руки, я прониклась ужасом. На обороте дагерротипы обвиняемых церковных «либералов», расположенных вокруг прот. А. Введенского, «митрополита-апологета», на манер «Их ищет полиция», или «Не проходите мимо!», – чтобы каждый знал в лицо врагов Церкви. Что же так угнетает меня теперь, знавшей об этих «учениках антихриста» (как написал мне на бумажном листке во время одной соловьёвской конференции Аверинцев) и раньше? А то, что не высказанная впрямую и публично не сформулированная, не заявленная раньше раскольниками их позиция, еще не раскол. Только вместе с объявленным словом вещь получает свое оформление. Как в любви: пока мужчина любит молча, он еще не любит.

Помню, как в --">