Юрий Юрьевич Павлов - Сердце знает горе души своей

– Что ж я лежу, сынок, пойдём хоть чаю с дороги попьёшь – мама встала и мы прошли на кухню. И было видно, что каждый шаг причиняет ей боль …

Через полчаса пришёл на обед отец и стало веселее.

Утром, в воскресенье, отец на кухне колдовал над чаем. Мешать ему в это время было очень опасно; мог и обматерить под горячую руку. А получилось вот что: я подошёл к рукомойнику, он у нас стоял в углу, в прихожей, и намылив руки и лицо, хотел умыться. Но вода закончилась. Мама стояла рядом, опираясь на косяк дверного проёма и увидев, что воды нет, сказала – Отец, налей воды в умывальник, кончилась.

– Пусть сам нальёт, ты же видишь – я чай завариваю!

– Да у него руки мыльные.

Схватив ковш, и набрав воды из-под крана на кухне, отец подбежал к умывальнику и одним движением опрокинул ковш в бачок. Всё произошло очень быстро и мама не успела сказать, что с бачка не снята крышка. Крышка была стеклянная и отец, в спешке, не заметил её.

Я прямо ощутил это напряжение, зависшее в воздухе, но сдержаться не смог и засмеялся. Беззвучно, одними глазами, смеялась мама. Виновато улыбнувшись и беззлобно ругнувшись, засмеялся папка и пошёл за водой.

В конце августа, стоя за кульманом на работе, я вдруг отчётливо осознал, что зимовать отец будет один. Меня обволокло тоской, которую невозможно выразить словами, выпал из руки карандаш и я застыл, уставившись взглядом в полотно ватмана, не видя его. Мама заготавливала на зиму варенье, и я всегда увозил с собой от родителей баночку малинового или смородинового. Но в этом году всю собранную ягоду я увёз в город …

Кто так бережно готовил меня к неизбежному? Кто?

Было вот ещё что – со мной. Мама заболела в феврале, а в марте заболел я. Но болезнь моя была какая то странная. Я ложился спать, и если лежал на спине или на правом боку, то засыпал без проблем. Но если ложился на левый бок, у меня где-то в области солнечного сплетения начинала проявляться боль, сначала едва ощутимая, но нараставшая, и если я не поворачивался на спину, боль становилась невыносимой. Но как только я поворачивался и ложился на спину – боль, также медленно, отступала и минуты через три-четыре исчезала полностью. Я терпел с неделю, но ничего не менялось, и я пошёл к терапевту. Выслушав меня, измерив давление и прощупав мой живот, пожала плечами – Ничего не нахожу.

– И что делать? – спросил я

– Давайте сделаем ЭКГ и УЗИ органов брюшной полости – выписала направления – Когда будет готово, подойдете без записи.

В то время – это был 2000 год – мне и ЭКГ, и УЗИ сделали за несколько дней.

И вот я сижу перед терапевтом, а она читает заключения и поднимает глаза – Да у тебя прям как в сказке.

Не помню, выписывала она мне что-нибудь или нет. Боль прошла где-то через четыре месяца и больше не проявлялась. Уже потом, когда мамы не стало, я осознал – что это было.

Разрывающий ложе сна.

Так истончалась и рвалась «пуповина» родовой связи между мамой и мной, первенцем.

Ещё вспоминаю тот день в конце сентября. Я на выходные приехал в деревню, и мы с мамой что-то делали в палисаднике. Я уже не помню из-за чего я заупрямился. Мама попросила один раз, а я упираюсь. Второй раз, а я опять гну своё и вижу слёзы, скатывающиеся по щекам мамы … она плакала беззвучно .. даже всхлипывания отдавались болью … У меня внутри всё перевернулось … Пишу сейчас и вижу … и не могу сдержать слёзы …

Где-то в середине августа я возил маму в Новосибирск, в клинику в Ленинском районе. Наверное делали МРТ. Я смутно помню заключение, какое-то лекарство прописал врач, проводивший обследование, я вроде бы его купил, но слова из заключения – метастазы 4-й стадии – вертелись и вертелись в голове. Я, тогда, не знал, что это означает. Мелькала мысль про рак, но я отметал это. А когда шли от остановки до клиники, мама, хоть и с трудом, прошло почти полвека, узнала где мы. Мама с 1949 года по 1953 работала на заводе «Сибсельмаш», и по этим улицам ходила с подругами. Это был последний раз, когда мама была у меня, в городе. Вечером мама попросила, чтобы я принёс в тазике воды в комнату. Она хотела помыть ноги, но не смогла наклониться. И вот она сидит со слезами на глазах от обиды за свою беспомощность, и я встаю на колени, и мою маме ноги … и слёзы душат-душат меня … Ещё помню как папка, когда мы вернулись в деревню, прочитав заключение, выдаёт своё —Да это рак …