Александр Александрович Носов - Архат

ничего не знал и к которой не был готов. Она тяжким ярмом виснет на его шее, погружая в оцепенение. Животное, выпущенное из клетки, умирает на воле, а человек, не сделавший в жизни шага, который смог бы изменить все, остается на месте подобно взрослому цирковому слону, привязанному на тонкую веревку.

С рождения его готовили быть рабом и что делать вне системы такой человек просто не понимает. С детских лет его учили, как подстраиваться и подчиняться, а не как жить. Вся его жизнь – это цепочка из воспитателей, учителей командиров, начальников диктующих, что делать.

Полностью выжитый и обессиленный он предоставлен сам себе с памятными часами от коллег, в честь ухода на пенсию. Они болтаются на руке и как будто в насмешку напоминают о напрасно потраченном времени. Это его благодарность за растраченное здоровье и время на то, что хотели от него окружающие. И вот, оставшись совсем один в пустой комнате, он утешает себя тем, что все было не зря и на старость есть деньги. Он бегал за ними всю жизнь, но от результатов его стяжательств теперь нет проку. Каждый день он все больше молчит, понимая, что это и есть финал жизни полной тихого отчаяния.

В одиночестве он разглядывает запылившиеся вещи, доставшиеся ему с огромным трудом. И в этот момент из тишины вместе с леденящим кожу ужасом приходит осознание, что система обманула его, заставив работать за грязь вместо золота. «Никто и никогда не спросил, а чего хочу я», – шепчет он, испытывая обиду за свою жизнь. Иссохшими руками, обхватив голову, он пытается понять в какой момент жизни потребление переросло в религию. Почему вся жизнь вращалась в замкнутом круге возле вещей – работать, чтобы потреблять, казаться в место быть?

Даже перед могилой он не может перестать трястись за свои вещи. Ведь за них еще при жизни была похоронена его подлинная сущность. В сердцевине его бренного и пустого существования всегда стояли вещи и безудержное желание обладать большим.

Люди сами не замечают, как за ощущение безопасности и комфорта оказываются в должниках у системы. Они не желают забивать себе голову всем этим. Зачем? Когда есть телевизор и алкоголь – обезболивающее от рабства».

Ветреный взгляд Луки упал на тропинку, ведущую в город, и на лице проявился отпечаток мучительной тоски. «Опять туда, где нескончаемо суетятся, лгут и предают», – промелькнуло у него в мыслях.

Мимо неторопливым шагом проходил старик, и Лука сразу же обратился к нему:

– Дни, проведенные здесь были одними из самых тяжелых в моей жизни. Но здесь я прикоснулся к частичке божественного и теперь жизнь за пределами этого леса представляется в менее радужных тонах. В моей голове засело, что я хочу остаться здесь. Мне неловко просить Вас об этом, но и умолчать я не могу. Я готов трудиться, и выполнять любую работу, какую скажете, я хочу сидеть, и учиться у Ваших ног.

– Всему, что тебе было нужно знать, я уже научил. Если я соглашусь выполнить твою просьбу, то буду противоречить делом тому учению, что дал тебе. Я рушил твои привязанности не для того, чтобы ты потом сотворил себе очередного кумира. Моей задачей было указать тебе путь, а дальше «будь светильником для самого себя».

Будь предан не мне, а тому, что смог найти внутри себя за время пребывания здесь. Тебе предстоит жить так, как до этого никогда не жил – в осознанности и свободе, – ответил старик в своей спокойной манере.

– Просто после вчерашнего разговора я еще лучше понял, что системе нужны рабы. Ей нужны потребители и не важно, что они будут потреблять наркотики или автомобили главное, чтобы они не останавливались. Я не смогу мириться с этим.

Я не хочу жить в постоянном окружении психов, которые постоянно слышат голоса у себя голове. Не хочу просыпаться каждое утро, и сразу же влезать в чужую шкуру отдавая свой день другим, навсегда вычеркивая его из жизни. Не хочу делать то, что ненавижу, улыбаясь при этом тем, кого не уважаю лишь бы только купить то, что преподносит реклама как обязательное приобретение на пути к счастью. Не хочу продавать свою жизнь из-за страха.

– Теперь у тебя есть выбор. Разве причина твоего беспокойства только в этом?

– Я боюсь… Боюсь, что мне будет слишком душно в маске и слишком больно без нее.

– Навязанные символы счастья нужны больше маске, нежели человеку. Если ты будешь пребывать в истинной добродетели, то сможешь невозможное – --">